Свои или чужие? Трансформация приграничных практик и отношение к соседям в Белгородской и Ростовской областях России после 2014 г.
Свои или чужие? Трансформация приграничных практик и отношение к соседям в Белгородской и Ростовской областях России после 2014 г.
Аннотация
Код статьи
S086954150013601-1-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Зотова Мария Владимировна 
Аффилиация: Институт географии РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Гриценко Антон алексеевич
Должность: научный сотрудник
Аффилиация: Институт географии РАН
Адрес: Старомонетный пер. 29
фон Лёвис Сабине
Должность: старший научный сотрудник
Аффилиация: Центр восточноевропейских и международных исследований (ZOiS)
Адрес: Германия, Berlin
Выпуск
Страницы
124-144
Аннотация
В статье рассматривается, как вооруженный конфликт на востоке Украины и резкое ухудшение официальных отношений между Россией и Украиной повлияли на обстановку и повседневную жизнь населения приграничных городов Ростовской (Гуково, Донецк, Матвеев Курган) и Белгородской (Грайворон, Шебекино) областей РФ. На основе серии глубинных интервью с местными жителями и представителями муниципальных властей были изучены динамика трансграничных практик после 2014 г., а также отношение людей к границе, ее режиму, соседям и соседнему государству. Исследование показало, что кардинальное изменение трансграничных практик и прежних добрососедских отношений, усилив периферизацию небольших приграничных городов и затруднив коммуникации, привело к превращению линии на карте, разделяющей территории двух государств, в границу, воспринимаемую и ощущаемую в повседневной жизни. Было выявлено, что на проанализированных участках идут схожие процессы трансформации – преобразование довольно интегрированного пограничья в сосуществующие приграничные полосы, – но вызваны они разными факторами (на одном участке ужесточением режима границы и напряжением в отношениях; на другом – страхом войны, беженцами и непризнанным статусом ЛНР и ДНР).
Ключевые слова
Украина, ЛНР, ДНР, российско-украинское пограничье, граница, трансграничные практики, повседневная жизнь, восприятие соседей
Источник финансирования
Государственное задание Министерства науки и высшего образования Российской Федерации [номер госрегистрации № АААА-А19-119022190170-14] (проект № 0148-2019-0008) Deutsche Forschungsgemeinschaft, https://doi.org/10.13039/501100001659 [EXC 2055] Российский научный фонд, https://doi.org/10.13039/501100006769 [проект № 19-17-00232]
Классификатор
Получено
18.02.2021
Дата публикации
25.02.2021
Всего подписок
23
Всего просмотров
539
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
1 Включение Крыма в состав России и военные действия на востоке Украины привлекли внимание мирового сообщества к российско-украинским отношениям. Политический кризис существенно изменил ситуацию и на российско-украинской границе, сделав последнюю более осязаемой и поместив жителей приграничья в новую повседневную реальность (Grinchenko, Mikheieva 2018; Fournier 2017). Отношения с соседями стали во многом определяться взаимными стереотипами, сложившимися под влиянием не этнокультурных, а экономических и политических факторов (Babintsev et al. 2016; Сапрыка и др. 2019).
2 Российско-украинское пограничье в ряду других, пожалуй, можно назвать одним из самых изучаемых на постсоветском пространстве (Колосов, Вендина 2011; Besier, Stoklosa 2017). Оно рассматривалось в первую очередь в связи с процессами национально-государственного строительства в России и на Украине, адаптацией населения и хозяйства к появлению новых государственных границ. В фокусе внимания исследователей находились проблемы приграничного сотрудничества (Колосов, Кирюхин 2001; Анисимов и др. 2013), политические и экономические отношения между странами и повседневные потребности людей (Бородина и др. 2009), через призму региональной и этнокультурной самоидентификации населения рассматривалось усиление социокультурной дифференциации пограничья (Крылов, Гриценко 2012; Zhurzhenko 2006; Бубликов 2019; Сапрыка и др. 2019). Исследования социологов показали, что только к началу 2010-х годов население российских и украинских приграничных районов в основном приспособилось к появлению границы между двумя странами и смирилось с ее существованием (Zhurzhenko 2013). Однако рутинизация границы не приводила к росту ее легитимности в глазах значительной части местных жителей (Там же), несмотря на конструирование разных национальных моделей идентичности и образов прошлого (Миллер 2008; Снежкова 2013; Гриценко, Крылов 2013).
3 На протяжении практически всего своего существования российско-украинское пограничье развивалось в составе одного государства. Единое пространство и отсутствие границ в советское время обеспечивали простоту перемещений: люди легко меняли место жительства, переезжали на территорию соседней республики работать или учиться. Трансграничные отношения и социальные представления о соседях складывались в условиях фактического отсутствия значимых барьеров для коммуникации. Повсеместное распространение разнообразных практик взаимодействия, особенности расселения и транспортного сообщения, свободное перемещение граждан способствовали формированию в приграничье тесных экономических, культурных и социальных связей (Попкова 2005) и определили ориентацию населения прилегающих к границе российских территорий на крупные украинские города – Харьков, Сумы, Донецк и Луганск (Колосов, Вендина 2011): люди ездили туда за товарами и услугами, учились там и работали.
4 Развал СССР и появление границы существенно не изменили настроение и поведение людей: в повседневной жизни они по-прежнему ориентировались на соседние регионы, несмотря на дезинтеграционные процессы (Колосов, Вендина 2011). Увеличившаяся разница в ценах на товары между двумя странами стимулировала развитие приграничной торговли и потребительского туризма (Kolosov et al. 2014). Россияне продолжали активно ездить за привычными украинскими продуктами (молочными, мясными, кондитерскими), услугами (развлекательными и медицинскими – стоматологической помощью, восстановительным лечением), отдыхать на море, поскольку платежеспособность российского рубля была выше, чем у украинской гривны. Хотя граница и стала определенной преградой из-за введения паспортного и таможенного контроля, люди легко преодолевали возникшие препятствия и не считали их существенными. Более того, облегченный режим пересечения границы и новые возможности компенсировали трудности переходного периода, позволяя населению экономить и зарабатывать на ценовых контрастах.
5 Трансграничные практики советского и раннего постсоветского периода заложили прочную основу для формирования доверительных и близких отношений в пограничье. Благодаря причудливому переплетению человеческих судеб в приграничном сообществе возникли прочные чувства единства и доверия. Люди не задумывались о национальной принадлежности друзей и знакомых. Такая плотная социальная ткань тесно соединяла соседние населенные пункты двух стран. Украинские крупные города выполняли функцию региональных центров для всего пограничья, россияне в них хорошо ориентировались и чувствовали себя комфортно.
6 События 2014 г., несмотря на накопленный в течение длительного времени опыт совместного проживания, привели к разрушению привычного порядка жизнедеятельности, взаимоотношений приграничных сообществ, а следовательно, и трансграничной социальной интеграции. В подобных ситуациях изменение и режима границы, и его восприятия людьми становится основным фактором, влияющим на взаимодействия людей, а потому требующим пристального внимания исследователей.
7 Теоретическая рамка исследования. В последние годы сфера изучения границ и пограничья (border studies) переживает этап бурного развития. Одним из ключевых понятий этого научного направления стал термин bordering, означающий не только формирование и обустройство границ, но и изменение их режима, функций, общественного значения, в т.ч. под влиянием сдвигов в международной обстановке и двусторонних отношениях (Kolosov 2005; Newman 2011; Kolosov, Scott 2013). Многомерные процессы “бордеринга” протекают повсеместно, пусть и в разных масштабах. Наиболее заметны они на приграничных территориях, являющихся зонами интенсивных международных контактов и социальных взаимодействий, где сталкиваются политические и экономические интересы соседствующих государств (Paasi 2009).
8 Границы постоянно меняются, поскольку представляют собой результат социально-политического развития (Berg 2000; Kolosov, Scott 2013; Колосов 2018). А. Пааси выявил, что процессы социальной и политической дезинтеграции и интеграции часто идут параллельно: первые работают на укрепление национальной идентичности и национального суверенитета, способствуя упрочению границ, в то время как вторые направлены на поиск общих интересов, либерализацию пограничного режима и наращивание двусторонних контактов (Paasi, Prokkola 2008; Paasi 2009). Обнаруженная взаимозависимость между режимом национальных границ и социальными представлениями стимулировала изучение общественных и институциональных (политических) дискурсов о сопредельных странах и регионах (Newman, Paasi 1998; Prokkola 2009; Pfoser 2015; Konrad et al. 2019; Scott et al. 2019).
9 В то же время стали изучаться мотивы пересечения границ местными жителями, а также значение соседства в жизни приграничных сообществ (Ghosh 2011; Laine et al. 2018; Зотова и др. 2018). По мнению Д. Ньюмана, анализ опыта людей, индивидуальных и коллективных нарративов, связанных с границей, позволяет лучше понять как ее роль в жизни местного населения, так и восприятие ее барьерных и контактных функций (Newman 2006; Newman, Paasi 1998). В своем исследовании мы смещаем внимание с политических, предписывающих дискурсов в сторону повседневных, принимающих или оспаривающих конструируемую сверху “реальность” на основе индивидуальных и коллективных представлений, формирующихся в трансграничных практиках (Lamont, Molnár 2002). Мы опираемся на работы по антропологии границ (см.: Wilson, Donnan 1998, 2012), чтобы рассмотреть, как взаимодействие и взаимозависимость государства, процессов государственного строительства и людей, живущих в приграничных районах, приводят к изменению роли и значения границы в жизни местного населения.
10 Из-за своей переходной и часто оспариваемой природы на границах формируются идентичности, которые изменчивы и множественны, т.к. определяются специфическими государственными порядками и установками, которые люди вынуждены учитывать в своей повседневной жизни в приграничье (Wilson, Donnan 1998: 13).
11 Границы тесно связаны с государственной политикой, но реальная ситуация в пограничье не всегда ей соответствует. Наличие границы на карте не обязательно означает, что люди на практике воспринимают ее в качестве государственного рубежа. Она может иметь “другую жизнь” и зависеть от отношений различных субъектов на местном и региональном уровнях (Wilson, Donnan 1998: 21).
12 Нас интересовала адаптация людей к новым условиям соседства, в особенности после изменения Украиной режима границы с Россией. Важно проанализировать, как воспринимаются населением новые функции границы и как они отразились в повседневной жизни, в т.ч. в различных практиках. По словам С. Янсена, в данном случае “антропологический вопрос может быть сформулирован следующим образом: как, когда, для кого и в какой степени определенные события материализуются во вре́менных границах” (Jansen 2013: 26). Цель настоящей статьи – проследить, как трансформация режима и функций двух участков российской границы – с Украиной и с отдельными районами Донецкой и Луганской областей Украины (далее для краткости будут использоваться аббревиатуры ЛНР и ДНР) – повлияла на практики и жизнь населения приграничных российских районов и отразилась на их восприятии границы и отношении к ней, к соседям, соседним территориям и соседним государствам. Мы рассматриваем пограничье не столько в контексте ключевых объективных исторических, экономических, культурных и политических особенностей развития, сколько через призму жизни обычного человека, его практик, отношений и настроений. Анализируя повседневный опыт жителей российских приграничных городов, мы отвечаем на вопросы: ведут ли политические изменения к социальному разделению? как меняются границы и их траектории в сознании людей? насколько прочной оказывается социальная интеграция там, где люди были связаны многовековым опытом совместного проживания? Оценка сдвигов в восприятии соседей и границы позволит понять специфику процессов изменения функций на “дезинтеграционных” участках постсоветских границ. В первой части статьи мы остановимся на становлении российско-украинской границы, постепенном изменении ее режима и его восприятия местными жителями. Во второй – проанализируем процесс усиления барьерности на участке границы с Украиной после 2014 г. и его влияние на практики и представления населения близлежащих территорий. В заключение рассмотрим, как появление непризнанных республик и изменение режима границы отразилось на жизни людей на участке границы с ЛНР и ДНР.
13 Методика исследования. Исследование опирается на качественные полевые этнографические и социологические методы сбора информации на двух участках российской границы – белгородском (с Харьковской и Сумской областями Украины) и ростовском (с ЛНР и ДНР). Для этого были выбраны населенные пункты с различиями в специализации, уровне социально-экономического развития и жизни населения, расположенные на крупных автодорогах в непосредственной близости от ключевых пунктов пропуска: в Белгородской области – г. Грайворон (6,4 тыс. жителей; 8 км от границы) и г. Шебекино (41,3 тыс.; 6 км), в Ростовской области – г. Донецк (47 тыс. жителей; 3 км), г. Гуково (66,3 тыс.; 7 км) и пгт Матвеев Курган (15,5 тыс.; 15 км).
14

Таблица 1 Основные характеристики выборки

15

В этих населенных пунктах в январе–феврале 2020 г. была проведена серия глубинных полуструктурированных интервью (1,5–2 час. каждое) с местными жителями и представителями муниципальных органов власти. Интервью проводились по заранее определенному сценарию и содержали около 80 вопросов, объединенных в четыре взаимосвязанных блока: 1) опыт жизни в приграничье; 2) трансграничные практики и их динамика начиная с советского времени; 3) отношение к границе и изменению ее режима; 4) восприятие соседей и соседнего государства. Особый интерес представляли спектр мнений и аргументация людей. В своей работе мы комбинировали две стратегии формирования выборки – теоретический и исследовательский отборы (Glaser, Strauss 1967). В первом случае мы опирались на известные данные о регионе и старались максимально охватить разные когорты населения, учитывая возрастные, гендерные, социальные и профессиональные характеристики информантов, их сферу занятости (см.: Табл. 1). Так, например, в каждом городе в выборку были включены представители типичной для этого населенного пункта профессии (в Грайвороне и Матвеевом Кургане – работники сферы услуг, а в старых центрах угольной промышленности Гуково и Донецке – бывшие шахтеры или члены их семей, которые по-прежнему составляют особое и тесное сообщество), а также сотрудники бюджетной сферы, доля занятых в которой во всех выбранных городах достаточно велика. Во втором случае организация полевых работ зависела от информации, получаемой в ходе интервью. Так, при выборе информантов стали учитываться такие дополнительные критерии, как опыт пересечения российско-украинской границы после 2014 г., наличие родственников и опыта проживания на Украине, а также место рождения. При таком подходе объем выборки может иметь открытый характер – он определяется на основе принципа, применимого к любым качественным исследованиям (Ильин 2006; Kvale 1996): если получена необходимая информация и никаких дополнительных сведений не ожидается, то исследователь вправе принять решение о прекращении интервьюирования (Merkens 2019: 290–297). Этим объясняется разное количество информантов в разных населенных пунктах.

16

Динамика режима и политических функций российско-украинской границы

17 Государственная граница между Россией и Украиной формально существует с 1922 г. Однако нормативно-правовые акты, которые легли в основу сегодняшнего регламентирования ее пересечения стали вырабатываться после 1991 г. Вместе с изменением регламентов постепенно утрачивалась возможность перехода на территорию соседнего государства в любом удобном месте. В течение ряда лет после распада СССР и формального установления границы люди могли еще “по-соседски”, почти беспрепятственно ее пересекать, как они привыкли это делать раньше (Бородина Н.Д., Бородина Т.Л. 2009):
18 Мы переехали из Харькова в Шебекино в 1994, а в 1998–1999 перевозили сюда мебель. Граница уже как бы официально была, но мы поехали по полю, не из-за того, что… во-первых, короче вполовину, не 80 км… а во-вторых, лишняя вот эта вот… надо было платить, наверное, все-таки, а тут старая мебель, что там за нее платить… Поехали и поехали (Шебекино: м., 45 лет).
19 Согласно двусторонним соглашениям (1995 и 2006 гг.) на границе было установлено 53 пункта пропуска (ПП) и 155 мест пересечения границы (МПГ), где предусматривался упрощенный порядок пропуска жителей приграничных районов. Наши информанты уверяли, что довольно долго совсем не ощущали границу, они с трудом вспоминали, как происходил процесс ее обустройства и когда появились первые признаки приграничной инфраструктуры (столбы, посты и др.). По общему мнению, это произошло между концом 1990-х и серединой 2000-х годов:
20 До 2006 г. тут пограничных постов не было… Первыми россияне поставили посты, года через два украинцы. Сначала стояли российские ребята-срочники. У них было четыре палки, они себе клеенку натянули. Вот такой был пост. Потом уже поставили какой-то вагончик, а сейчас уже терминал… Они пытались там дорогу перерыть, но никаких заборов не было. Забор и колючка появились только года три назад вместе с терминалом (Донецк: ж., 32 года).
21 С конца 1990-х – начала 2000-х началось усиление границы, ее пересечение перестало быть формальностью… Начались проверки документов, было впечатление, что каждый пограничник трактовал, как мог и как хотел, можно было спокойно проехать, а можно было с огромной нервотрепкой, с заполнением кучи каких-то карточек на украинском… Самая большая сложность была в том, что приходилось в очередях стоять по несколько часов (Матвеев Курган: ж., 44 года).
22 Хотя договор о делимитации сухопутной границы был подписан в 1997 г., ее демаркация много раз переносилась, и только в 2010 г. соответствующее соглашение было принято (см.: Табл. 2). Процесс же обозначения сторонами линии границы на местности начался в 2012 г. с установки пограничных знаков с гербами государств, однако в связи с событиями на Майдане в 2014 г. он был приостановлен, а затем стал осуществляться Украиной в одностороннем порядке:
23 Мы с детьми как-то пошли через Таволжанку в Муром через лес и зашли пешком на границу. Мы пришли в Украину. То есть мы шли, шли через лес пешком и пришли… Мы поняли, что это уже не наша местность, что мы на Украине… Это был 2013 г. Потом мы вспомнили, что были столбики, стояли, но мы не обратили внимание, что там было написано (Шебекино: ж., 40 лет).
24 Таблица 2 Изменение режима российско-украинской границы
25
Год Документ Событие
1991 Акт провозглашения независимости Украины. Появление российско-украинской границы.
1992– 1993 Соглашение о развитии межгосударственных отношений между Россией и Украиной. Указ о неотложных мерах по организации таможенного контроля в Российской Федерации. Сохранение принципа открытости государственных границ при поэтапном введении соответствующего международным стандартам таможенного контроля. Границы перестают быть “прозрачными”: открытие пунктов таможенного досмотра в приграничных с Украиной российских городах, на автомагистралях, на железнодорожных линиях, в аэропортах. Выставлены первые 35 российских подразделений пограничного контроля на границе.
1994 Межправительственное соглашение о взаимодействии и сотрудничестве между пограничными войсками Украины и России. Совместное патрулирование на границе.
1995 Межправительственное соглашение о пунктах пропуска через границу между Россией и Украиной. Установлены 53 пункта пропуска.
1997–2002 Договор между Россией и Украиной о дружбе, сотрудничестве и партнерстве. Межправительственное соглашение о безвизовых поездках граждан РФ и Украины. Признание границ и территориальной целостности двух стран и отсутствия взаимных территориальных претензий; закрепление принципов стратегического партнерства. Закрепление возможности безвизовых поездок граждан России и Украины по внутренним паспортам. Переговоры о делимитации границы: определение госграницы с описанием ее прохождения и нанесением на карту.
2003   Договор между Россией и Украиной о сотрудничестве в использовании Азовского моря и Керченского пролива. Договор о государственной границе. Закрепление за акваторией сложившегося исторически статуса внутренних вод двух стран, фиксация свободы судоходства в Азовском море и Керченском проливе для торговых судов и военных кораблей. Закрепление линии прохождения госграницы между двумя государствами.
2004 Специальный протокол к Межправительственному соглашению о безвизовых поездках граждан РФ и Украины. Разрешение гражданам одной страны находиться на территории другой страны без регистрации до 90 дней при наличии миграционной карты с отметкой пограничного контроля.
2006 Соглашение о порядке пересечения российско-украинской государственной границы жителями приграничных районов Российской Федерации и Украины. Установлены 155 мест пересечения границы (МПГ) – местных упрощенных пунктов пропуска.
2010 Соглашение о демаркации сухопутного участка границы. Создание совместной демаркационной комиссии.
2011– 2013 План по демаркации границы. Открытие первого пограничного знака на брянско-черниговском участке. Начало демаркации границы на местности с обозначением ее специальными пограничными знаками.
2014 Заявление Совета национальной безопасности и обороны (СНБО) Украины об односторонней демаркации границы. Отмена договора о малом приграничном движении. Закрытие всех МПГ (кроме Меловое–Чертково). Возведение ограждений, обустройство контрольно-следовой полосы, сооружение рвов.
2015   Провозглашение ЛНР и ДНР. Постановление правительства Украины о прекращении действия положений двусторонних соглашений, регламентирующих пересечение российско-украинской границы. Постановление правительства Украины о запрете полетов российских авиакомпаний.  Введение правил пересечения границы между ЛНР, ДНР и Россией по внутренним паспортам (ЛНР, ДНР, Украины, РФ) без необходимости заполнения миграционных карт.* Одностороннее введение Украиной новых правил пересечения границы гражданами РФ (по загранпаспортам и при предъявлении дополнительных документов**) и нахождения на территории Украины сроком до 90 дней в течение полугода с даты первого въезда; ограничение проезда мужчин в возрасте от 16 до 60 лет. Прекращение прямого авиасообщения между странами. Введение российской стороной ответных мер в отношении украинских авиакомпаний.
2017 Указ Президента РФ “О признании в Российской Федерации документов и регистрационных знаков транспортных средств, выданных гражданам Украины и лицам без гражданства, постоянно проживающим на территориях отдельных районов Донецкой и Луганской областей Украины”. Признание в РФ документов и регистрационных знаков транспортных средств, выданных гражданам Украины и лицам без гражданства, постоянно проживающим на территориях отдельных районов Донецкой и Луганской областей Украины.
2018 Закон Украины “О прекращении действия Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Украиной и Российской Федерацией”. Постановление Правительства РФ “Об увеличении срока временного пребывания на территории Российской Федерации граждан Украины, постоянно проживающих на территориях отдельных районов Донецкой и Луганской областей Украины”. Неопределенность в части всех экономических и социальных соглашений с Россией, опирающихся на Договор. Регулирование двусторонних отношений базовыми нормами международного права. Увеличение непрерывного срока временного пребывания на территории РФ для жителей ЛНР и ДНР до 180 суток с даты каждого въезда.
2020   Одностороннее изменение Украиной порядка поездок ее граждан в Россию. Решение СНБО Украины в связи с распространением коронавирусной инфекции. Введение новых правил перехода границы с РФ для граждан Украины (по загранпаспортам). Запрет на въезд на территорию Украины всех граждан иностранных государств с марта 2020 г. (в связи с коронавирусом).
26 * Документ, содержащий сведения об иностранном гражданине, въезжающем на Украину, служит для контроля за его временным пребыванием в стране и представляет собой бланк, состоящий из “въездной” и “выездной” частей.
27 ** В качестве дополнительных документов могут потребоваться: приглашение от физического или юридического лица; оплаченная туристическая путевка; гарантия, подтверждающая намерение возвращения в Россию; подтверждение платежеспособности.
28

Граница как досадное недоразумение или непреодолимое препятствие: белгородский участок российско-украинской границы

29 После 2014 г. сложившийся уклад жизни в приграничье кардинально изменился. Жители Белгородской области крайне остро восприняли изменение условий пересечения границы украинской стороной:
30 Нам теперь сложно на Украину поехать. Во-первых, загранпаспорт нужен для того, чтобы ехать, во-вторых, нужен вызов-приглашение от родственников, которое должно быть как-то передано, и еще не факт, что на границе пропустят вот с этим приглашением, т.е. это не значит, что обязательно проедешь. А мужчин вообще не пропускают. Я была в 2014 и после не ездила (Шебекино: ж., 50 лет).
31 Только один из информантов продолжает регулярно навещать родителей, которые живут в соседнем приграничном городе. Остальные же больше не ездят на Украину, объясняя это в т.ч. отсутствием веских поводов. По их мнению, цены по обе стороны границы практически выровнялись и ездить за покупками, как раньше, стало уже невыгодно. Более того, людям кажется, что качество украинских товаров заметно снизилось. Но главным мотивом прекращения поездок стал страх – как бы чего не случилось. Многие считают рискованным пересечение границы, ждут каких-то инцидентов и провокаций на украинской стороне. Истории о неприятностях, с которыми люди сталкивались в таких поездках, звучали из уст фактически каждого информанта, но носили при этом характер “рассказов соседа”, а не личного опыта:
32 Мне что специально из-за Украины, что ли, загранпаспорт делать. Чтобы на Украину ехать… делать не буду! Зачем? Родственников нет, поэтому необходимости ехать туда нет. Зачем мне туда ехать и даже просто рисковать. Это риск, конечно, туда ехать… Страшно, на какого дурака нарвешься. Случаи прокола шин есть, разбили машину знакомым… в 2016-2017 г. кто-то из местных жителей поехал с русскими номерами. Перерезали горло только за то, что русские номера (Грайворон: ж., 60 лет).
33 Ужесточение режима границы по-разному воспринимается людьми. В Грайвороне информанты, которые родились, учились или работали на Украине, поддерживающие и сегодня отношения с оставшимися там родственниками, бывшими коллегами и знакомыми, чувствительно воспринимают новую пограничную реальность. В то же время разрыв связей не отразился слишком болезненно на жизни тех, кто не имеет с соседними украинскими регионами тесных дружеских или родственных отношений. По их ощущениям, жесткий режим границы только лишил их возможности экономить на покупках и бюджетно отдыхать на море. Дискомфорт от необходимости менять сложившиеся привычки уходит на второй план перед страхом военных действий. По словам информантов, большинство местных жителей уже переориентировались на российские региональные центры – Белгород или Курск, куда теперь ездят за покупками, развлечениями, образовательными и медицинскими услугами. При этом граница превратилась для них в существенный барьер, т.к. препятствия, которые необходимо преодолеть для поездки в соседнее государство, оказываются слишком серьезными.
34 Конечно, люди это заметили. Но это не такая уж проблема. Ну комфорт стал меньше, чуть неудобнее нам стало. И все. Люди потеряли то, что дешевле можно было купить. Минусы большие, но мы просто перестроились и не делаем из этого трагедию, ни ахаем, ни охаем (Грайворон: ж., 60 лет).
35 События 2014 г. фактически привели к усилению периферизации приграничных городов и вызвали у местных жителей чувство изолированности. Особенно остро это проявилось в Грайвороне, через который многие россияне ездили на Украину, в т.ч. на черноморские курорты, с оздоровительными целями. Город потерял свою привлекательность и для жителей российских северных регионов, которые раньше активно покупали здесь дачи. Информанты были уверены, что из-за пропаганды в СМИ соседство с Украиной теперь считается в России опасным и отталкивает потенциальных приезжих. Слово “приграничность” в лексиконе самих местных жителей сегодня приобрело исключительно негативное значение, а ощущение границы усилилось:
36 Жизнь изменилась кардинально. Теперь это тупик, аппендицит, который никому не нужен. Проезд россиян на Украину фактически закрыт полностью. А это был проездной город. Люди просились ночевать, ехали из Карелии, Питера, Мурманской области, Москвы. Просились в машине во дворе ночевать. Ехали на юг, в Крым, Украину, многие останавливались тут на речке. Приезжали военные пенсионеры, покупали дачи. Как только случилось с границей, перестали сюда ехать. Первый вопрос: а как, тут стреляют? На это повлияла граница. Никто не покупает теперь дома. А был бизнес, строили, продавали (Грайворон: м., 50 лет).
37 Важный аспект восприятия границы связан и с ее влиянием на развитие местной экономики и уровень жизни населения. В Грайвороне примерно половина информантов видит в изменении режима границы и характера соседства причину негативных тенденций и стагнации города. Другая же половина считает их следствием экономической ситуации в стране. В Шебекино об этом говорили меньше, т.к. кризис межгосударственных отношений придал городу заметный импульс к развитию благодаря переходу ряда украинских промышленных предприятий на российскую территорию. При этом вызовы 2014 г. во всех исследуемых населенных пунктах наложились на прежние социальные и экономические проблемы, усилив у местного населения чувства безысходности и фрустрации.
38 Рассуждая об отношениях с соседями, часть опрошенных подчеркивала, что разногласия с ними вызваны в первую очередь разными оценками политических событий в России и на Украине (из-за нахождения в разных информационных полях). При этом многие были убеждены в своей правоте и считали неправомерными и несправедливыми обвинения украинцев во враждебности. Они полагали, что это украинцам СМИ “затуманили сознание”, их “зомбировали” или “обманули”. Жителям российского пограничья кажется, что сами они с пониманием и сочувствием относятся к проблемам соседей, встречая в ответ неприязненное и подозрительное отношение:
39 Есть родные, которые даже перестают разговаривать друг с другом, которые уверены, что Россия – это конкретно ты, который виноват в их проблемах. Вы украли у нас Крым, не даете нам газ, а нам холодно в квартирах. Родственники в Сумах категорично настроены против России. Некоторые говорят, что Россия во всем виновата. Они уверены, что это мы зазомбированы, а не они (Грайворон: ж., 45 лет.).
40 Информанты рассказывали разные истории о взаимоотношениях с родными, проживающими на Украине. Одни говорили, что прекратили общение из-за политических и идеологических споров. Другие – что сохранили отношения, но перестали обсуждать политические события и затрагивать чувствительные темы. Третьи – что отношения не изменились только с теми, кто поддерживает действия России и не одобряет современный курс Украины. Кроме того, по общему мнению, ситуация постепенно стала возвращаться в мирное русло и на смену агрессивным обвинениям пришло более спокойное общение. Люди устали от конфликтов и споров. Многие пережили острую фазу вражды и сохранили теплое отношение к соседу благодаря не только родственным и дружеским связям, но и пониманию общности судеб.
41 Несмотря на негативный опыт, осложнивший отношения с жителями соседних территорий, трансграничное пространство кажется значительной части наших информантов по-прежнему единым. Многие наши собеседники убеждены, что людей объединяет язык общения, культура, менталитет и общее прошлое. Они подчеркивали, что украинская культура не чужда местному населению, многие вставляли в речь украинские слова, апеллировали в рассуждениях к общим славянским корням. Информанты, разделяющие подобную точку зрения, не могли провести жесткую границу между Украиной и Россией и включали Харьков и ряд других украинских приграничных населенных пунктов в число “близких” городов, где проживает много единомышленников. Рассуждая о перспективах взаимоотношений двух государств, они выражали уверенность, что сотрудничество с Украиной рано или поздно возобновится. Соседняя страна кажется им враждебной только потому, что сегодня у руля там “прозападные, продажные” правители, которые крайне негативно относятся к России. В целом люди верят, что стоит смениться власти на Украине, жизнь вернется в привычное русло.
42 Люди на Украине поняли, как жить нам в ссоре… Если только ничего дальше не придумают, что может нас опять поссорить. Они же на верхах провоцируют, вы же видите, что они вытворяют… Лет десять должно пройти, и будет что-то хорошее, кардинальное. Каждый год постепенно идет на улучшение (Грайворон: ж., 60 лет).
43

Новое соседство – новая жизнь? Ростовский участок российско-украинской границы

44 Режим границы РФ с ЛНР и ДНР фактически не изменился, а формально даже был немного ослаблен (см.: Табл. 2). Несмотря на это, жители Ростовской области стали реже пересекать границу. Сузился спектр мотивов ее пересечения. Наиболее распространены сейчас визиты к родственникам, хотя их интенсивность снизилась. Если раньше родных посещали минимум раз в месяц, то после 2014 г. – 1-2 раза в год по особым “хорошим или нехорошим [поводам]: на свадьбы, юбилеи, похороны” (Гуково: ж., 60 лет). Из-за девальвации рубля и выравнивания цен значительно сократилось число поездок за украинскими товарами. “У них сейчас валюта такая же. Вообще нет смысла нам туда ездить” (Донецк: ж., 25 лет). Иногда люди рассказывали о выездах в ближайшие населенные пункты за колбасой и маслом, приобретаемыми в небольших количествах для личного потребления. При этом все информанты ностальгировали по былым временам, по посещению рынков и магазинов на соседней территории, представляя Украину советского и постсоветского периода как источник качественных продуктов и разнообразных товаров. Сегодня сохранились лишь редкие поездки в Луганск, Краснодон и Свердловск за медицинскими услугами, как правило стоматологическими, по-прежнему привлекающими невысокой ценой и хорошим качеством. В то же время в Донецке и Гуково, в меньшей степени в Матвеевом Кургане, появились новые полулегальные практики – провоз дешевых водки и сигарет из Duty free через границу с последующей их передачей перекупщикам, реже – для личного потребления. Важным изменением в трансграничных потоках после 2014 г. стало абсолютное преобладание жителей ЛНР, которые превратились в классических фронтальеров, ежедневно пересекающих границу для работы на российской стороне. Это вызвано падением зарплат и социальных выплат, а также отсутствием достойно оплачиваемой работы на территории новых непризнанных республик.
45 Военный конфликт на востоке Украины изменил образ границы у местного населения. Независимо от того, воспринимают ли люди границу как непреодолимое препятствие или нет, она рассматривается ими в первую очередь в контексте рисков и угроз. Война в непосредственной близости вызвала у жителей Донецка и Матвеева Кургана опасения, что боевые действия могут перекинуться к ним. Говоря о потенциальных провокациях, они сравнивали сегодняшнюю ситуацию с положением около пороховой бочки:
46 Раз мы приграничные, если война начнется, мы должны первые пострадать… Есть страх, что все может перекинуться сюда. Никто не знает, что у украинцев на уме. Военные Украины были в 1 км отсюда. Здесь люди привыкли, ты понимаешь, что живешь около пороховой бочки, но тебе некуда бежать, тебя никто нигде не ждет. Привыкли (Матвеев Курган: ж., 43 года).
47 Несмотря на формальное снижение барьерности границы, информанты в Матвеевом Кургане, Гуково и Донецке говорили об усилении чувства изолированности, вызванного невозможностью транзитных поездок на Украину и затруднением официального сотрудничества с ЛНР и ДНР из-за их непризнанного статуса:
48 Когда граница появилась, кусок от Таганрога оказался, как на полуострове, дальше все. Ощущение отрезанности. Все тяготело к Донецку. А теперь наш полуостров отодвинулся чуть дальше. Серая буферная зона не совсем полноценная относительно нас (Матвеев Курган, ж., 44 года).
49 Сразу после начала вооруженного конфликта на Донбассе в 2014 г. с территории Украины в приграничные города Ростовской области хлынул поток вынужденных переселенцев1. Несмотря на испытываемый страх, местные жители оказывали им максимальную помощь и поддержку: размещали у себя дома, собирали для них вещи и продукты, встречали прибывавших людей на границе. Пережитые события до сих пор вызывают у местного населения очень сильные чувства. Однако опыт общения горожан с жителями Украины оказался разным. На фоне значительного числа позитивных историй, которые касались бескорыстной помощи нуждающимся и благодарности за нее, особое возмущение вызывали ситуации, когда украинцы вели себя недостойным образом: хамили, требовали особого отношения к себе, обвиняя всех россиян и местных жителей в т.ч. в разжигании войны. Возникавшие на этой почве разногласия и конфликты негативным образом сказались на отношениях с соседями:
1. Численность населения городов на время удвоилась, в т.ч. из-за открытия в них пунктов временного размещения.
50 Отношение к людям за границей поменялось, т.к. видели, как они вели себя похабно. Раньше отношение было в целом лучше, так мы этого не видели, не так сильно с этим сталкивались, не было такого потока людей. Летом 2014 г. все ехали, помогали. Даже те, от кого это не ждали. Почти каждая семья приютила у себя беженцев. Потом, когда они стали себя так вести, люди посмотрели и стали сомневаться. Люди везли туда все, что могли, чтобы помогать. Люди вели себя, как свиньи. Нельзя себя так вести, когда тебе люди помогают, ничего не прося взамен. Многие людей у себя дома размещали, поили-кормили за свои деньги, а люди… (Донецк: ж., 32 года).
51 Вместе с распределением вынужденных переселенцев по регионам России и возвращением части беженцев на территории Украины, ЛНР и ДНР, противоречия практически исчезли, оставив заметный след в памяти людей. Однако им на смену пришли другие, вызванные ростом конкуренции на локальном рынке труда. Так, многие информанты связывали сокращение собственных заработков с массовой миграцией жителей ЛНР и ДНР, готовых работать за меньшие деньги. Особенно остро почувствовали конкуренцию со стороны многочисленных фронтальеров в ростовском Донецке:
52 Люди приезжают сюда и ищут работу. Работы тут и так нет. Усилилась конкуренция. Они стали сбивать цену на работу. Много рабочих приехали из ЛНР и уронили цены на памятники и укладку плитки. В том числе на неофициальную работу (Донецк: м., 33 года).
53 В сознании информантов из Ростовской области Украина разделилась на две части: “близкую”, “свою”, “русскоязычную”, “хорошую” и “враждебную”, “руководимую бендеровцами и националистами”. Люди противопоставляли ЛНР и ДНР всей остальной, по их мнению, “заблудившейся” Украине, которая пытается ограничить права русскоязычных граждан в использовании своего языка и заставить жителей восточных украинских территорий, традиционно ориентированных на Россию, следовать выбранному украинской властью прозападному, националистическому курсу.
54 Однако отношение к непризнанным республикам сегодня в значительной мере формируется благодаря сравнению жизни по разные стороны границы. Негативные тенденции в развитии российских периферийных населенных пунктов, отсутствие работы, снижение покупательной способности населения, рост цен соотносятся с событиями на Украине. Люди рассуждали о непризнанных республиках и их жителях через призму собственного достатка и собственных рисков, обращая внимание, что цены на свет, газ, воду и прочие коммунальные услуги в республиках значительно ниже. Такое положение кажется им несправедливым, поскольку развитие республик они напрямую связывают с российской поддержкой:
55 У нас поднялись цены на еду, на квартиры. С их гуманитарной помощью, падали зарплаты, 2014 была 21 тыс., а сейчас 17 тыс. У них меньше цены, за наш счет, за счет каждого им оказывают помощь. У нас поднимаются налоги, мы платим за них. А они приезжают и шикуют потом. У них там коммунизм настал. Все дешево: вода, газ. Все ж российское! Квартплата копейки (Донецк: ж., 25 лет).
56 Поэтому мнения информантов о самопровозглашенных республиках разделились. Их непризнанный статус людям абсолютно непонятен. В обиходной речи жители Ростовской области по-прежнему называют новые образования Украиной, а соседей украинцами. Многие считают республики “серой” зоной, через которую идет теневой поток оружия и наркотиков, или буферной территорией, которая отделяет их от “враждебного” государства. При этом одни информанты, не имеющие близких родственников по ту сторону границы или переехавшие в приграничье несколько лет назад, не поддерживают стремления ЛНР и ДНР отделиться и хотели бы видеть их в составе Украины. В то же время они не верят в возможность примирения конфликтующих сторон из-за пролитой крови и погибших людей:
57 Не надо было войны. Лучше бы жили, как раньше, в составе Украины… ЛНР и ДНР не вернутся в Украину, столько всего произошло… Нужны поколения, чтобы все это… Расхлебывать очень долго придется. Люди могут примиряться, но, когда между людьми стоит кровь близких, это уже очень тяжело сделать (Матвеев Курган: ж., 44 года).
58 Другие же информанты, испытывающие теплые чувства к соседям и связанные с ними тесными родственными или дружескими связями, надеются, что Россия установит с республиками особые отношения. По их мнению, нужно либо признать независимость ЛНР и ДНР, либо включить их в состав РФ. Получение легитимного статуса или присоединение к России, на взгляд этой группы наших собеседников, решит сразу несколько проблем. Во-первых, выровняются условия жизни населения, заплаты и коммунальные платежи, исчезнет конкуренция и, таким образом, исчезнут “несправедливые”, с точки зрения россиян, контрасты. Во-вторых, граница с “враждебным” государством отодвинется и обеспечит защиту их родственникам. В-третьих, в “серой” зоне прекратятся беспредел и хаос. И наконец, фактические и ментальные границы, существующие в сознании людей, совпадут:
59 ЛНР идет правильным путем. Многие не воспринимают их как республику. Скорее, это, как отдельная область, которая отделилась от Украины и за свое за что-то борется, они правильно сделали, но жалко их, они никому не нужны, ни России, ни Украине, они за что-то боролись, свою правду отстояли. Забрала бы ЛНР Россия под крыло, они бы сами себя прокормили (Донецк: ж., 25 лет).
60 В этом контексте выдача российских паспортов гражданам ЛНР и ДНР воспринимается частью жителей как вынужденный, но верный шаг на пути к нормализации ситуации.
61 * * *
62 Перемены, произошедшие в российско-украинском пограничье в результате разделения и постепенного расхождения траекторий развития двух государств, заметно сказались на жизни местного населения. На двух участках российско-украинской границы люди говорили о разном опыте взаимодействия с соседней страной, который основывается на различных повседневных практиках, связанных с новым качеством границы и конфликтом на востоке Украины.
63 Интервью показали определенную дифференциацию мнений информантов об отношении к соседям и соседнему государству в зависимости от места рождения и проживания, а также интенсивности используемых трансграничных практик и личных идеологических установок. По итогам интервью мы выделили две основные концептуальные позиции. Первая заключается в рассмотрении информантами жителей соседних регионов как близких или своих, ничем не отличающихся от населения российского приграничья, и противопоставлении их всем остальным украинцам, которых называют “укропами”, “бендеровцами” или “западенцами” и считают враждебно настроенными по отношению к России и русским. Причем информанты из Ростовской области считают “близкими” и “своими” жителей непризнанных республик, а из Белгородской – жителей Харькова и ближайших районов Харьковской области, с которыми их по-прежнему связывают теплые родственные или дружеские отношения и позитивные воспоминания2. В свою очередь, внутри этой позиции есть определенные вариации, в т.ч. связанные с местом проживания людей. Информанты – жители приграничных регионов Ростовской области придерживаются разных взглядов на будущее непризнанных республик. Часть людей уверена, что только признание независимости и/или присоединение ЛНР и ДНР к России сможет разрешить сложившиеся в пограничье противоречия. Часть полагает, что включение республик в состав России будет неправильным, но единственно возможным решением после военных действий и пролитой крови. А еще одна часть информантов, хотя и считает жителей ЛНР и ДНР близкими в этнокультурном смысле и отличает их от остальных украинцев, крайне негативно относится к самой идее признания и присоединения республик к России. Информанты же из Белгородской области, хотя и признают новые правила и процедуры пересечения границ, но не поддерживают государственную политику, направленную на их укрепление. Они верят, что стоит на Украине поменяться власти, как взаимоотношения с соседями сразу вернутся в прежнее русло.
2. При этом информанты из приграничных населенных пунктов Ростовской области рассуждают только о соседних ЛНР и ДНР и границе с ними и не задумываются о ситуации в Харьковской области и других приграничных регионах Украины, которые им малознакомы и которые с ними слабо связаны, а информанты из Белгородской области – хотя и в курсе событий на Донбассе, но практически не размышляют о траекториях будущего развития ЛНР и ДНР.
64 Вторая концептуальная позиция состоит в отношении ко всем соседям на той стороне границы как к другим и уже неродным, с которыми испортились отношения окончательно, чему немало способствовал негативный опыт общения с беженцами в период острой фазы вооруженного конфликта и российско-украинского политического кризиса. Представители этой группы рассматривают Украину как другое и чужое государство, в настоящее время недружелюбно настроенное к России и ее жителям, а территорию ЛНР и ДНР – как опасную зону с непонятным статусом, которой следует быть, как и раньше, в составе Украины. Напряжения в отношениях в совокупности с ростом барьерности границы (в Белгородской обл. – из-за ужесточения режима границы, а в Ростовской обл. – из-за опасения военных действий) привели к существенному сокращению или даже прекращению трансграничных практик. В результате пограничное пространство перестало ощущаться общим, а граница стала ассоциироваться с рисками. Таким образом, эти информанты стали признавать существующие границы с соседним государством, обладающим в их глазах неоспоримым суверенитетом.
65 На фоне “вписывающихся” в эти две основные концептуальные модели выделяется группа “нейтральных” информантов, которые дистанцируются от политики и/или не обсуждают политические вопросы с украинскими родственниками и друзьями.
66 Таким образом, повседневная жизнь населения приграничных территорий изменилась не только из-за новых правил пересечения границы, но и из-за страха, вызванного военным конфликтом на востоке Украины, и вследствие общения с беженцами из зоны боевых действий. У людей значительно усилилось чувство периферийности, т.к. появилась угроза их жизни и благополучию. Они испытывают опасения по отношению к “серой” зоне ЛНР и ДНР, что может быть одной из причин, по которой они хотят признания республик или присоединения их к России или возвращения на Украину. Ни одна из моделей не кажется этим людям идеальной, но все они будут означать преобразование областей с непонятным статусом в реально контролируемые территории, а это будет способствовать установлению стабильности в регионе.
67 Трансформация границы из линии на карте в воспринимаемую и ощущаемую в повседневной жизни ведет к двойной периферизации и так уже периферийного российского приграничья. О.Дж. Мартинес (Martínez 1994: 4–10) по характеру взаимодействий делит пограничные территории на четыре вида: отчужденные, сосуществующие, взаимозависимые и интегрированные. В некотором смысле на обоих проанализированных участках происходит фактическая трансформация довольно интегрированного пограничья в сосуществующие приграничные полосы, однако этот процесс идет совсем по-разному.
68 На границе с Украиной люди в повседневной жизни в целях шоппинга, поиска работы, проведения досуга, получения образования и лечения легко меняют социально-пространственные практики и ориентируются на новые центры. Это приводит к изменению восприятия пространства и, в частности, позволяет им осознать, что они живут в регионе, граничащем с другим государством – с его существованием они постоянно сталкиваются, обсуждают между собой и с соседями социокультурные сходства и различия. В известном смысле мы можем охарактеризовать происходящее как процесс национализации извне или сверху. Люди видят, что Украина в качестве мощного инструмента выражения своего суверенитета использует границу, ужесточая правила ее пересечения и пограничный контроль, однако это далеко не всегда означает, что население российского пограничья воспринимает себя “другим” в социальном и культурном отношении.
69 В то же время в Ростовской области (в Гуково, Донецке, Матвеевом Кургане) повседневная жизнь во многом определяется соседством с территориями, пострадавшими от войны, а также непризнанным статусом ЛНР и ДНР и притоком беженцев; последнее привело к сокращению возможностей трудоустройства и снижению заработков. Все это также способствовало изменению трансграничных практик и восприятия границы местным населением.
70 Таким образом, события 2014 г. привели к переменам в повседневной жизни приграничья и трансформации прежних добрососедских отношений, что положило начало процессу действительного осознания людьми того, что они живут на территории, где соприкасаются два государства, которые не только демонстрируют свой суверенитет, но и делают его реально ощутимым. Несмотря на разнонаправленность процессов бордеринга, настроения людей на участке границы с Украиной и с ЛНР и ДНР оказались во многом схожи.

Библиография

1. Анисимов А.М. и др. Приграничное сотрудничество регионов России, Беларуси и Украины: состояние и перспективы // Евразийская экономическая интеграция. 2013. № 4 (21). С. 76–96.

2. Бородина Н.Д., Бородина Т.Л. Как пересечь украинскую границу? // Гуманитарные ресурсы регионального развития (на примере естественно-природного и культурного наследия) / Ред. С.С. Артоболевский, Ю.А. Веденин, Л.М. Синцеров. М.: Эслан; ИП “Матушкина И.И.”, 2009. С. 345–355.

3. Бородина Т.Л., Волкова И.Н., Литвиненко Т.В. Российско-белорусско-украинские приграничные гуманитарные связи // Территория новых возможностей. Вестник Владивостокского государственного университета экономики и сервиса. 2009. № 4 (4). С. 95–100.

4. Бубликов В.В. Особенности идентичности русско-украинского населения приграничных территорий России // Этнографическое обозрение. 2019. № 6. С. 138–157.

5. Гриценко А.А., Крылов М.П. Идентичность и политика сквозь призму украинского государственного строительства (Круглый стол: “Современное состояние и перспективы внутриполитического развития Украины: основные сценарии”) // Мировая экономика и международные отношения. 2013. № 9. С. 99.

6. Зотова М.В., Гриценко А.А., Себенцов А.Б. Повседневная жизнь в российском пограничье: мотивы и факторы трансграничных практик // Мир России – Universe of Russia. 2018. Т. 27. № 4. С. 56–77.

7. Ильин В.И. Драматургия качественного полевого исследования. СПб.: Интерсоцис, 2006.

8. Колосов В.А., Вендина О.И. (ред.) Российско-украинское пограничье: двадцать лет разделенного единства. М.: Новый хронограф, 2011.

9. Колосов В.А. (ред.) Российское пограничье: вызовы соседства. М.: ИП “Матушкина И.И.”, 2018.

10. Колосов В.А., Кирюхин А.М. Приграничное сотрудничество в российско-украинских отношениях // Полития. 2001. № 1. С. 141–165.

11. Крылов М., Гриценко А. Региональная и этнокультурная идентичность в российско-украинском и российско-белорусском порубежье: историческая память и культурные трансформации // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2012. № 2. С. 28–42.

12. Миллер А.И. Прошлое и историческая память как факторы формирования дуализма идентичностей в современной Украине // Политическая наука. 2008. № 1. С. 83–100.

13. Попкова Л.И. География населения российско-украинского приграничья. Смоленск: Универсум, 2005.

14. Сапрыка В.А., Бабинцев В.П, Вавилов А.Н. Россия и Украина: противоречия постсоветского приграничного хронотопа // Вестник российской нации. 2019. № 3 (67). C. 59–69.

15. Снежкова И.А. Механизмы построения новой национальной идентичности в Украине // Трансформация этнической идентичности в России и в Украине в постсоветский период / Отв. ред. И.А. Снежкова. М.: ИЭА РАН, 2013. С. 196–222.

16. Babintsev V.P., Borisov G.A., Kolpina L.V., Reutov E.V. Impact of the Russia-Ukraine Crisis on Ethno-National Stereotypes of the Residents of Russian/Ukrainian Border Regions // Man in India. 2016. Vol. 96 (10). P. 3429–3439.

17. Berg E. Deconstructing Border Practices in the Estonian – Russian Borderland // Geopolitics. 2000. Vol. 5. No. 3. P. 78–98.

18. Besier G, Stoklosa K. (eds.) Neighbourhood Perceptions of the Ukraine Crisis: From the Soviet Union into Eurasia? L.: Routledge, 2017.

19. Fournier A. From Frozen Conflict to Mobile Boundary: Youth Perceptions of Territoriality in War-Time Ukraine // East European Politics & Societies. 2017. No. 32 (1). P. 23–55.

20. Ghosh S. Cross-Border Activities in Everyday Life: The Bengal Borderland // Contemporary South Asia. 2011. No. 19. P. 49–60.

21. Glaser B.G., Strauss A.L. The Discovery of Grounded Theory: Strategies for Qualitative Research. Chicago: Aldine, 1967.

22. Grinchenko G., Mikheieva O. From Contact Zone to Battlefield Area: (Un)Real Borders of (Un)Declared War in Eastern Ukraine, 2014–2016 // Post-Cold War Borders: Reframing Political Space in the EU’s Eastern Europe / Eds. J. Laine, I. Liikanen, J.W. Scott. L.: Routledge, 2018. P. 169–188.

23. Jansen S. People and Thigs in the Ethnography of Borders: Materializing the Division of Sarajevo // Social Anthropology. 2013. No. 21 (1). P. 23–37.

24. Kolosov V. Border Studies: Changing Perspectives and Theoretical Approaches // Geopolitics. 2005. No. 10. P. 1–27.

25. Kolosov V., Scott J. Selected Conceptual Issues in Border Studies // Belgeo. 2013. No. 4. P. 9–21.

26. Kolosov V.A., Zotova M.V., Sebentsov A.B. Structural Features of the Economy and Gradients of Socioeconomic Development of the Border Regions of Belarus, Russia, and Ukraine // Regional Research of Russia. 2014. Vol. 4. No. 4. С. 286–300.

27. Konrad V. et al. The Language of Borders // Handbook of the Changing World Language Map / Eds. S. Brunn, R. Kehrein. Berlin: Springer, 2019. P. 1–17.

28. Kvale S. InterViews: An Introduction to Qualitative Research Interviewing. Thousand Oaks: Sage Publications, 1996.

29. Laine J., Liikanen I., Scott J.W. (eds.) Post-Cold War Borders: Reframing Political Space in the EU’s Eastern Europe. L.: Routledge, 2018.

30. Lamont M., Molnár V. 2002. The Study of Boundaries in the Social Sciences // Annual Review of Sociology. 2002. No. 28. P. 167–195.

31. Martínez O.J. Border People: Life and Society in the US-Mexico Borderlands. Tucson: University of Arizona Press, 1994.

32. Merkens H. Auswahlverfahren, Sampling, Fallkonstruktion // Qualitative Sozialforschung / Hrsg. U. Flick, E.V. Kardorff, I. Steinke. Hamburg: Rowohlt, 2019. P. 286–299.

33. Newman D. Borders and Bordering Towards an Interdisciplinary Dialogue // European Journal of Social Theory. 2006. No. 9 (2). P. 171–186.

34. Newman D. Contemporary Research Agendas in Border Studies: An Overview // Ashgate Research Companion to Border Studies / Ed. D. Wastl-Water. Oxford: Ashgate Publishers, 2011. P. 33–47.

35. Newman D., Paasi A. Fences and Neighbours in the Postmodern World: Boundary Narratives in Political Geography // Progress in Human Geography. 1998. Vol. 22. No. 2. P. 186–207.

36. Paasi A. Bounded Spaces in a “Borderless World”: Border Studies, Power and the Anatomy of Territory // Journal of Power. 2009. Vol. 2. No. 2. P. 213–234.

37. Paasi A., Prokkola E.K. Territorial Dynamics, Crossborder Work and Everyday Life in the Finnish-Swedish Border Area // Space and Polity. 2008. Vol. 12. No. 1. P. 13–29.

38. Pfoser A. Between Security and Mobility: Negotiating a Hardening Border Regime in the Russian-Estonian Borderland // Journal of Ethnic and Migration Studies. 2015. Vol. 41. No. 10. P. 1684–1702.

39. Prokkola E.K. Unfixing Borderland Identity: Border Performances and Narratives in the Construction of Self // Journal of Borderlands Studies. 2009. No. 24 (3). P. 21–38.

40. Scott J.W., Celata F., Coletti R. Bordering Imaginaries and the Everyday Construction of the Mediterranean Neighbourhood: Introduction to the Special Issue // European Urban and Regional Studies. 2019. Vol. 26 (1). P. 3–8.

41. Wilson T., Donnan H. Nation, State and Identity at International Borders: Border Identities: Nation and State at International Frontiers / Eds. T. Wilson, H. Donnan. Cambridge: Cambridge University Press, 1998. P. 1–16.

42. Wilson T., Donnan H. Borders and Border Studies // A Companion to Border Studies / Eds. T. Wilson, H. Donnan. Chichester: Wiley-Blackwell, 2012. P. 1–25.

43. Zhurzhenko T. The New Post Soviet Borderlands: Nostalgia, Resistance to Changes, Adaptation: A Case Study of Three Near Border Villages, Kharkiv oblast, Ukraine // Border Crossings: Territory, Memory and History in North and East Europe / Ed. M. Hurd. Eslöv: Gondolin, 2006. P. 57–87.

44. Zhurzhenko T. “We Used to Be One Country”: Rural Transformations, Economic Asymmetries and National Identities in the Ukrainian-Russian Borderlands // Border Encounters: Asymmetry and Proximity at Europe’s Frontiers / Eds. J.L. Bacas, W. Kavanagh. Oxford: Berghahn, 2013. P. 193–214.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести