Археологическая культура позднеримского времени в предгорном Крыму
Археологическая культура позднеримского времени в предгорном Крыму
Аннотация
Код статьи
S086960630004115-5-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Храпунов Игорь Николаевич 
Аффилиация: Крымский федеральный университет
Адрес: Российская Федерация, Симферополь
Выпуск
Страницы
32-49
Аннотация

В Крыму открыта и частично исследована группа памятников, представляющих собой могильники. Они находятся в предгорной зоне полуострова, датируются II–IV вв. н.э., сходны между собой и в то же время отличаются по важнейшим характеристикам от всех иных археологических памятников. Могильники составляют в совокупности единую археологическую культуру. Ее можно назвать по наиболее полно исследованному памятнику – могильнику Нейзац – нейзацкой археологической культурой. Она во многом эклектична, отличается признаками, имеющими разное происхождение. Яркое своеобразие ей придают лепные сосуды. Несмотря на некоторые заимствования, комплекс лепной керамики не сводится ни к одной из известных керамических традиций, ни к сумме каких-либо традиций. Еще одна особенность культуры – отсутствие поселений. Ни один из могильников не связан с поселенческой структурой. Большинство некрополей перестали использовать в конце IV – начале V в., в то время, когда в Северном Причерноморье, судя по письменным источникам, появились гунны.

Ключевые слова
Крым, позднеримское время, могильники, археологическая культура, нейзацкая культура, скифы, сарматы, аланы, германцы
Классификатор
Дата публикации
28.03.2019
Всего подписок
89
Всего просмотров
842
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать   Скачать pdf
1 В предгорном Крыму открыты могильники, вероятно, относящиеся к одной археологической культуре. Речь идет о следующих памятниках: Курское (Труфанов, Колтухов, 2001–2002; Труфанов, 2004, 2012), Нейзац (Храпунов, 2011а; 2016а), Дружное (Храпунов, 2002), Опушки (Стоянова, 2012; Храпунов, Мульд, 2005; Храпунов, Стоянова, 2013), Заречное (Масякин, 2010), Перевальное (Пуздровский 1994), Озерное III (Лобода, 1977), Красная Заря (Белый, Неневоля, 1994. С. 254, 255; Пуздровский, Зайцев, Неневоля, 2001. С. 32; Неневоля, Волошинов, 2001), Тас-Тепе (Пуздровский, Зайцев, Неневоля, 2001. С. 32, 33), Вишневое (Пуздровский и др., 2001. С. 33, 34), Суворово (Зайцев, 1997; Зайцев, Мордвинцева, 2003; Юрочкин, Труфанов, 2003), Бельбек III (Гущина, 1970; 1974. С. 33, 52-54; Филиппенко и др., 2016), Красный Мак (Лобода, 2005), Алмалык-Дере (Mączyńska et al., 2016), Сувлу-Кая (Masyakin et al., 2013), Инкерманский (Веймарн, 1963), Чернореченский (Бабенчиков, 1963; Храпунов, Стоянова, 2016а), Килен-Балка (Нессель, 2003; Контны, Савеля, 2006).
2 Сходство перечисленных выше некрополей по многим показателям очевидно. Поэтому исследователи, несмотря на многочисленные разночтения в интерпретациях, принадлежность крымских предгорных могильников позднеримского времени к единой археологической культуре принимают как факт «по умолчанию». Представляется важным и актуальным определить хронологические и территориальные границы, выделить особенности погребальных сооружений, обрядов и инвентаря, которые, с одной стороны, позволят констатировать культурное сходство группы некрополей, а с другой – отличить их от всех других известных памятников.
3 Все перечисленные могильники находятся в пределах предгорной провинции Горного Крыма. С юга их ареал ограничен Главной грядой Крымских гор, с севера – степью (рис. 1).
4 Хронология. Могильники исследованы не равномерно, поэтому о многих нюансах их хронологии судить приходится предположительно. Полнее других раскопан некрополь Нейзац. На его территории непрерывно хоронили с рубежа I–II до конца IV – начала V в. н.э. Большинство памятников – Курское, Дружное, Озерное III, Вишневое, Суворово, Чернореченский – датируются III–IV вв. Расположенные неподалеку друг от друга, а также вблизи Херсонеса, Инкерманский и Чернореченский могильники не были заброшены, как все остальные некрополи, на рубеже позднеримского времени и эпохи Великого переселения народов, в них хоронили и в раннем средневековье. Алмалык-Дере и Красный Мак возникли гораздо позже остальных могильников, в середине или второй половине IV в. и продолжали использоваться в V в. (Алмалык-Дере и много позднее).
5 Погребальные сооружения. Обсуждаемые могильники состоят из земляных склепов, подбойных и грунтовых могил. В качестве редкого исключения встречаются плитовые могилы (Стоянова, 2013). Каждый склеп состоял из входной ямы, короткого дромоса и погребальной камеры. Прямоугольные в плане входные ямы, как правило, имели в длину 2.5–3 м. В длинной стене входной ямы иногда устраивали подбой и там совершали захоронение. Дромос выкапывали между короткой стеной входной ямы и погребальной камерой. Расстояние между стеной входной ямы и погребальной камерой составляло 0.3–0.8 м, между стенами дромоса – 0.5–1. Вход в дромос делался в виде арки высотой 0.6–0.7 м. Он закрывался каменными плитами.
6 Погребальные камеры в плане прямоугольные или трапециевидные. Их размеры обычно составляли 2.5–3 х 2.8–4 м. Длинная ось входной ямы перпендикулярна длинной оси погребальной камеры. Пол погребальной камеры находился на 0.1–0.5 м ниже пола дромоса, они разделялись ступенькой. Потолки плоские высотой 1.2–1.3 м. В стене, противоположной входу, под потолком часто делали нишу, высотой и глубиной по 0.15–0.2 м. Иногда ниш было две или три (рис. 2, 1).
7 В склепах совершено большинство погребений IV в. Однако открыто несколько погребальных сооружений этого типа, датирующихся первой половиной III в. (Храпунов, Мульд, 2004).
8 Подбойные могилы состояли из прямоугольных в плане входных ям размерами 2.2–2.8 х 0.5–0.8м и овальных или прямоугольных в плане подбоев, выкопанных в одной или в обеих длинных стенах входных ям. По длине подбои приблизительно равны входным ямам. Их ширина составляла 0.4–1 м, высота свода – 0.4–0.6. Пол подбоя, как правило, располагался на 0.1–0.3 м ниже дна входной ямы. В подавляющем большинстве случаев, подбой отделялся от входной ямы закладом из плит (рис. 2, 3). В самых ранних могилах в качестве заклада использовалась кладка из мелких камней.
9 По размерам и форме грунтовые могилы соответствуют входным ямам подбойных могил (рис. 2, 2). Детские могилы, конечно, меньших размеров. Только в могильнике Нейзац раскопано несколько десятков грунтовых могил, в стенах которых сделаны пазы, служившие, вероятно, для фиксации концов перекрытий (Мульд, 2016. С. 52).
10 Погребальные обряды. Все обсуждаемые могильники располагались на склонах невысоких гор или холмов. Могилы выкапывались поперек склонов, иначе подбойную могилу или склеп сделать не удастся. Поэтому можно сказать, что ориентация могил, а следовательно, и погребенных, определялась условиями местности, а не традициями.
11 Господствующая поза погребенных – на спине с вытянутыми руками и ногами. Отклонения в положении рук не редки. Кисти зачастую расположены на тазовых костях или под ними. В склепах погребенные обычно лежали головами в сторону, противоположную входу. Однако известны погребальные сооружения с противоположной ориентацией захороненных или такие, где погребенные лежали параллельно стене, в которой находился вход в погребальную камеру. Зафиксированы случаи, когда в одной погребальной камере сочеталось два или все три варианта ориентации.
12 Грунтовые и подбойные могилы в большинстве случаев предназначались для индивидуальных погребений. Однако немало и исключений. Парные погребения обычно располагались непосредственно друг на друге, головами в одну или в противоположные стороны. Реже погребенных укладывали рядом друг с другом. Также поступали, когда в подбое хоронили трех человек. В единственной в своем роде могиле 307 из могильника Нейзац совершили восемь погребений, расположив их в шесть ярусов (Храпунов, 2014).
13 В склепах совершали по 4–8 захоронений на полу погребальной камеры. В исключительных случаях, как, например, в склепе 306 могильника Нейзац (Храпунов, 2011б), погребения совершали в два яруса. Крайне редко, но такие случаи зафиксированы, кости ранее погребенных сдвигались.
14 Во всех типах погребальных сооружений иногда хоронили в деревянных гробах. Под некоторыми погребенными и в грунтовых, и в подбойных могилах, и в склепах прослеживалась угольная подсыпка.
15 Размещение погребального инвентаря в могилах, в общих чертах, может быть охарактеризовано следующим образом. Сосуды ставили чаще всего в головах, реже в ногах, иногда в других частях могилы. В головах в сосуде или рядом с ним лежали кость животного и нож. В могилах IV в. в качестве заупокойной пищи использовались куриные яйца, в более ранних могилах их нет. В могилах IV в. с одним погребенным ставили, как правило, 4–5 сосудов, в более ранних могилах – 1–2 сосуда или не ставили вообще. В склепах IV в. лепные, краснолаковые, а также менее многочисленные стеклянные сосуды, иногда амфоры ставили у стены, противоположной входу, иными словами, за головами погребенных. В одном склепе, как правило, находится несколько десятков, до 50, сосудов. В могилах IV в. примерно ¾ всех керамических сосудов составляют лепные, ¼ – краснолаковые. В более ранних погребальных сооружениях, где сосудов вообще немного, подавляющее большинство из них краснолаковые.
16 Разнообразные украшения и детали одежды находят, естественно, на костях погребенных. Женщины и дети носили ожерелья из бус с добавлением разных подвесок. Бусами расшивали одежду, поэтому во многих могилах обнаруживаются сотни, а иногда и тысячи бус. Широко был распространен обычай украшать бусами подолы платьев, а также штаны. К IV в. обычай обшивать женскую одежду бусами исчезает, остаются только ожерелья.
17 Длинные мечи клали рядом с умершими, но не подвешивали к поясу. Короткие мечи с вырезами у пяты клинка, типа 5 по классификации А.М. Хазанова (1971. С. 17), всегда лежат на головах или плечах погребенных.
18 Погребения лошадей в подавляющем большинстве открыты при раскопках могильника Нейзац. Их хоронили в специальных грунтовых могилах, во входных ямах склепов и подбойных могил, в подбоях, выкопанных в стенах входных ям склепов. В разных некрополях открыты грунтовые могилы II–III вв., в одной из коротких сторон которых вырезана ступенька-подставка для головы лошади (рис. 2, 4). В некоторых случаях погребения лошадей сочетались в могиле с захоронением 1–2 собак. Погребения лошадей не сопровождались инвентарем. В то же время многочисленные и разнообразные детали конской сбруи – одна из самых распространенных категорий находок в погребениях людей.
19 Особенностью могильника Нейзац является наличие заполненных сосудами ям, выкопанных среди могил. Открыто 43 ямы с сосудами, все они датируются IV в. В одной яме находилось от 5 до 35 лепных, краснолаковых и стеклянных сосудов. Многие из них с костями животных и яичной скорлупой (рис. 2, 5).
20 Погребальный инвентарь. Ниже предлагается краткий обзор наиболее типичных категорий погребального инвентаря. Многие находки, в том числе уникальные, и даже их категории остались за пределами этого обзора. В качестве погребального инвентаря в редких случаях использовались амфоры. Все они узкогорлые светлоглиняные типов «C», «D» и «F» по классификации Д. Б. Шелова (1978). Амфоры типа «С» (рис. 3, 1) соответствуют сосудам типа CIVC по С.Ю. Внукову с датой – вторая четверть–конец II в. (2006. С. 166; 2016. С. 41, 43). Такие амфоры встречены только в могильнике Нейзац (Храпунов, 2015. С. 223, 236). Амфоры типа «D» (рис. 3, 3) представлены и классическими «танаисскими», и поздними их вариантами. Они попадали в могилы в течение всего III в. (Иванова, 2013. С. 124–129). Наиболее многочисленны амфоры типа «F» (рис. 3, 2), датирующиеся IV в. (Иванова, 2013. С. 129–140).
21 Самые ранние краснолаковые сосуды представлены различными типами ESB2, в частности, формами 60 (рис. 3, 4), 70 (рис. 3, 6) , 71 (рис. 3, 7) Дж. Хэйса (Hayes, 1972. P. 61, 64, 66, 67), а также Понтийской сигиллатой (рис. 3, 5) и сосудами, вероятно, произведенными где-то в Крыму (рис. 3, 8) Все эти формы перестали изготавливать в начале II в., наиболее поздние экземпляры использовались до середины столетия (Журавлев, 2010. С. 26, 27, 29, 31, 84, 129).
22 Во второй половине II–III в. в могилы опускали краснолаковые сосуды преимущественно Понтийского производства, а также изготовленные в каких-то местных центрах по Понтийским образцам (рис. 3, 9–11, 14, 15). Большие наборы краснолаковой посуды обнаружены в склепах IV в. Это главным образом сосуды Понтийского производства (PRS), а также отличающиеся от них глиной, но не формой, изделия, изготовленные, судя по их большому количеству в могилах, где-то неподалеку от предгорного Крыма, возможно, в Херсонесе (рис. 3, 12, 13).
23 Разнообразие форм лепных сосудов чрезвычайно велико (рис. 4). Нет никакой возможности охарактеризовать лепную посуду в кратком очерке. Следует все же отметить, что морфологически, по составу примесей к глине и по характеру обработки поверхности лепная керамика из крымских предгорных могильников составляет совершенно особый комплекс, один из самых ярких признаков культуры (Власов, 1999, 2003; Храпунов, 2002. С. 61–66; 2007; 2011а. С. 23, 24).
24 Почти все предметы вооружения найдены в могилах IV в. Чаще всего в качестве погребального инвентаря использовались длинные мечи типа 3 (рис. 5, 9) и короткие мечи типа 5 (рис. 5, 10) по А.М. Хазанову (1971. С. 17). Остальные виды оружия – копья, боевые топоры, стрелы с железными черешковыми наконечниками – опускали в могилы редко, а германские щиты с металлическими умбонами (рис. 6, 1) и рукоятями – в единичных случаях.
25 Во многих могилах обнаружены стеклянные сосуды. Их можно разделить на две группы. Первая, большая это сосуды сиро-палестинского, египетского, италийского, а также северопричерноморского производства, которые привозили к варварам из античных городов Северного Причерноморья в течение всего времени использования могильников (рис. 5, 1–4, 7). Вторая, меньшая, – это сосуды, попадавшие в Крым во второй половине III–IV вв. с территорий, населенных германцами (рис. 5, 8). Речь идет главным образом об изделиях с прошлифованным орнаментом (Шабанов, 2011).
26 В состав погребального инвентаря во многих случаях входила конская сбруя, от которой сохранились металлические детали (рис. 5, 11). Эти изделия вполне соответствуют сарматским образцам, широко распространенным в Северном Причерноморье и за его пределами в римское время (Симоненко, 2010; Антипенко, 2015).
27 К наиболее ранним фибулам относятся застежки с кнопкой или S-видным завитком на конце сплошного пластинчатого приемника (рис. 7, 1–3), лучковые подвязные «лебяжьинской» серии (рис. 7, 4) (Амброз, 1966. С. 43, 45, 46, 56; Кропотов, 2010. С. 161, 182–185, 212). Все эти фибулы обнаружены в единичных экземплярах, они происходят их могильника Нейзац, датируются в пределах I–начала II в. (Храпунов, Стоянова, 2016б). Ко II в. относятся довольно многочисленные сильнопрофилированные фибулы причерноморского типа (рис. 7, 7) и изредка встречаемые лучковые подвязные варианта 3 А.К. Амброза (рис. 7, 6) (1966. С. 40, 41, 49; Кропотов, 2010. С. 74, 75, 226, 227). Во второй половине II – первой половине III в. массово используются лучковые подвязные фибулы вариантов 4 и 5 Амброза (рис. 7, 8), застежки «инкерманской» серии (рис. 7, 10), а также «смычковые» (рис. 7, 5) (Амброз, 1966. С. 47, 49–52; Кропотов, 2010. С. 77–80, 131, 169, 170). Во второй половине III в. используются двучленные лучковые подвязные фибулы (рис. 7, 13) (Амброз, 1966. С. 52, 53; Кропотов, 2010. С. 150, 151), а также наиболее ранние из прогнутых подвязных застежек. В IV в. жители крымских предгорий пользовались железными двучленными фибулами с узкой ножкой (рис. 7, 12) (Храпунов, 2011а. С. 28) и прогнутыми подвязными вариантов 2 и 3 Амброза (рис. 7, 9, 11) (1966. С. 63, 64).
28 Многочисленные пряжки не отличаются от пряжек, распространенных на всех территориях, заселенных сарматами или испытывавших их культурное влияние (Малашев, 2000). Они использовались для застегивания поясных ремней, обуви, портупеи, для крепления мечей к портупее, а также для соединения ремней, из которых состояла конская сбруя (рис. 5, 5, 6).
29 Наконечники ремней в точности или, по крайней мере, стилистически повторяют сарматские образцы (Малашев, 2000). В IV в. наконечники ремней использовались очень редко. Примерно 90% обнаруженных наконечников датируются более ранним временем (Храпунов, 2008). В могильнике Нейзац найдена серия наконечников, не имеющих аналогий. Они представляют собой своеобразную реплику украшений, выполненных в так называемом догуннском полихромном стиле (рис. 7, 14, 15) (Храпунов, 2008. С. 204).
30 Своеобразны бронзовые детали головных уборов. Это пластины с пуансонным орнаментом, крепившиеся к кожаным ремешкам с помощью загнутых краев (рис. 7, 16) (Храпунов, 2011а. С. 37).
31 Зеркала относятся к типам IX и X по А.М. Хазанову (1963. С. 66–68). Изделия с боковой петлей гораздо более многочисленны. Они делятся на два варианта: с валикообразным утолщением по краю и конусовидным выступом в центре оборотной стороны (рис. 7, 25), а также, самые распространенные, с орнаментом на оборотной стороне (рис. 7, 24). Зеркала типа Хазанов X, с петлей на оборотной стороне (рис. 7, 26), найдены исключительно в комплексах IV в., зеркала типа Хазанов IX в этом столетии не использовались (Труфанов, 2007).
32 Во многие женские погребения III в. ставили деревянные шкатулки (рис. 7, 27). От них сохраняются детали, сделанные из железа и бронзы, а также ключи (Храпунов, 2002. С. 55, 56).
33 Браслеты надевались только на руки. К IV в. их количество в могилах заметно уменьшается (рис. 8, 9, 10). Многочисленны кольца и перстни (до 5 на пальцах одной руки). Некоторые из них украшались геммами, приклеенными стеклами или сердоликами (рис. 8, 1, 2) (Храпунов, 2011а. С. 43). Самым распространенным типом серег были проволочные изделия с замком в виде петли и крючка (рис. 7, 23) (Храпунов, 2011а. С. 44). Найдено несколько гривен из гладкой и ложновитой проволоки, один конец которых сделан в виде крючка, а второй образует петельку (рис. 8, 3). В IV в. гривны почти не использовались (Стоянова, 2011а).
34 Особую группу составляют украшения, выполненные в так называемом догуннском полихромном стиле (Яценко, Малашев, 2000). Это серьги (рис. 8, 7, 8), браслеты (рис. 8, 4, 5), лунница (рис. 8, 6) и некоторые другие вещи. В предгорном Крыму найдены только украшения, в других ареалах изделий этого стиля обнаружены детали амуниции, конской сбруи, оружия, а украшений нет. Датируются такие изделия второй половиной III – частью IV в. Литые бронзовые изделия, украшенные рельефными выступами, напаянными «шишечками» или расчлененные рубчиками, найдены во многих женских погребениях (рис. 6, 4, 5). В некоторых женских погребениях обнаружены золотые бляшки (рис. 7, 17–21). Ими расшивали не всю одежду, а, по-видимому, только ворот платья (Храпунов, Стоянова, 2014. С. 183–187).
35 Вряд ли имеется археологическая культура, которая может сравниться по количеству и разнообразию бусин с крымскими предгорными могильниками. В одном только могильнике Нейзац их найдено более 50 тыс. Бусины использовали не только и не столько в ожерельях, сколько для расшивки одежды женщин и детей, похороненных во II–III вв. Наборы бус отличались яркой полихромией. В IV в. бусы применялись только в коротких ожерельях. В них преобладали янтарные украшения, стеклянные синего цвета, сердоликовые 14-гранные и фиолетовые стеклянные пронизи (Стоянова, 2004, 2010, 2011б).
36 Все время существования могильников использовались разнообразные и довольно многочисленные подвески. Все они сосредоточены в женских и детских погребениях. Чаще всего в качестве подвесок использовались бронзовые колокольчики (рис. 6, 6, 7), а также 8-видные изделия из янтаря (рис. 7, 22) и стекла. Восьмерковидные подвески найдены почти исключительно в погребениях IV в. (Стоянова, 2016).
37 В разных могильниках в 5–10% могил найдены монеты. Больше всего римских, меньше боспорских; херсонесские и других центров встречаются единично. Наиболее интенсивно монеты поступали к крымским варварам в конце III – 20-х годах IV в. (Храпунов Н., 2009, 2013; Труфанов, 2010).
38 Источники формирования археологической культуры. Особенности погребальных сооружений, обрядов и инвентаря позволяют выделить несколько археологических культур и регионов, оказавших влияние на культуру населения крымских предгорий. Влияние позднескифской культуры может быть прослежено по наличию заполнения из камней входных ям некоторых склепов и подбойных могил, в изредка фиксируемом обряде сдвижения костей погребенных при подзахоронениях, в некоторых типах лепных сосудов. Античное влияние очевидно по множеству предметов погребального инвентаря (амфоры, краснолаковые и стеклянные сосуды, стеклянные бусы, монеты, украшения в догуннском полихромном стиле и пр.). В некоторые могилы попадали вещи, привезенные из ареала германских (черняховской и пшеворской) культур. Это умбоны и рукояти щитов (рис. 6, 1), сероглиняная гончарная посуда, костяные гребни (рис. 6, 2, 3), стеклянные сосуды, фибулы, некоторые типы подвесок. Однако отсутствуют захоронения, совершенные по обряду какого-либо из германских племен. Германские вещи рассеяны по одной–две в могиле, нигде не образуют комплексов (Khrapunov, 2013).
39 Дискуссионна проблема северокавказских влияний на население крымских предгорий. В первую очередь речь идет о склепах с короткими дромосами, в которых в IV в. совершалось большинство погребений. Они не имеют прототипов в Крыму, но есть аналогии на Северном Кавказе. На этом основании многие исследователи реконструируют миграцию северокавказского населения в Крым. Есть и противники такой гипотезы (подробнее см. Храпунов, 2004. С. 138, 139; 2016б. С. 124). Предгорный Крым и Северный Кавказ – основные ареалы мечей типа Хазанов 5. Причем почти во всех случаях мечи лежали на головах или плечах погребенных (Левада, 2013). Северокавказское происхождение предполагается для разных форм лепной керамики, найденной в Крыму (Власов, 2003).
40 Самые близкие соответствия крымские предгорные могильники обнаруживают со степными сарматскими. Подбойные и грунтовые могилы, погребальные обряды и большинство погребального инвентаря (все виды вооружения, амуниции, конской сбруи, зеркала, курильницы, многие украшения и т.д.) неотличимы от сарматских. Не менее важно то, что одновременно с сарматскими менялась и стилистика изделий. В первые три четверти II в. использовались железные, плакированные золотом или серебром вещи, а в конце II в. появляется и до середины III в. широчайшим образом применяется фасетирование серебряных и бронзовых изделий.
41 Между крымскими предгорными и сарматскими степными могильниками имеются и различия. В крымских предгорьях нет курганов, вместо них появились большие грунтовые могильники. В отличие от господствующей в степи меридиональной ориентации погребенных, в Крыму хоронили умерших головами на восток или запад. Первое отличие появилось, вероятно, вследствие седентаризации населения, а второе – из-за ориентации склонов гор или холмов, о чем уже говорилось выше.
42 Сочетание имеющих разное происхождение признаков составляет особую, во многом эклектичную, культуру крымских предгорий. Яркое своеобразие культуре придают лепные сосуды. Комплекс лепной керамики сложился в IV в. Несмотря на некоторые заимствования, он не сводим ни к одной из известных керамических традиций, ни к сумме каких-либо традиций. Лепные сосуды изготавливались на месте, местными мастерами. Еще одна особенность культуры – отсутствие поселений. Ни один могильник не связан с поселенческой структурой.
43 Итак, в Крыму открыта и частично исследована группа памятников, представляющих собой могильники. Они находятся в предгорной зоне полуострова, датируются II–IV вв. (ранняя дата, вполне возможно, будет удревнена в ходе продолжающихся исследований), сходны между собой и в то же время отличаются по важнейшим характеристикам от всех иных археологических памятников. Могильники составляют в совокупности единую археологическую культуру. Ее можно назвать, по наиболее полно исследованному памятнику – могильнику Нейзац – нейзацкой археологической культурой1.
1. Очевидное сходство предгорных могильников друг с другом привело к попыткам обозначить их единым термином. Предложены следующие варианты: памятники группы Озерное–Инкерман, памятники типа Инкерман, инкерманская культура (Юрочкин, Труфанов, 2007. С. 360. Прим. 21). Ни один из них не представляется удачным. Дело в том, что ни в Инкерманском могильнике, ни в могильнике Озерное III, по разным причинам, не обнаружены погребения более ранние, чем датирующиеся второй половиной III–IV в. В могильнике Нейзац представлен весь хронологический спектр погребений, в том числе и многочисленные захоронения II–III вв., важнейшая составляющая обсуждаемой культуры.

Библиография

1. Амброз А.К. Фибулы юга Европейской части СССР. М.: Наука, 1966 (САИ; вып. Д1-30). 111 с.

2. Антипенко А.В. Реконструкция снаряжения верхового коня III в. н. э. из могильника Нейзац // Проблемы истории, филологии, культуры. 2015. Вып. 2 (48). С. 109–120.

3. Бабенчиков В.П. Чорноріченський могильник // Археологічні пам’ятки УРСР. Т. XIII. Київ: Видавництво Академії наук Української РСР, 1963. С. 94–141.

4. Белый О.Б., Неневоля И.И. Охранные работы на территории Бахчисарайского района в 1993 г. // Проблемы истории и археологии Крыма / Ред. Ю.М. Могаричев. Симферополь: Таврия, 1994. С. 251–255.

5. Веймарн Є.В. Археологічні роботи в районі Інкермана // Археологічні пам’ятки УРСР. Т. XIII. Київ: Видавництво Академії наук Української РСР, 1963. С. 15–42.

6. Власов В.П. Лепная керамика из некрополя III–IV вв. н.э. Дружное в Крыму // Сто лет черняховской культуре / Ред. М.И. Гладких. Киев: Видання Тов. археол. та антроп., 1999. С. 322–371.

7. Власов В.П. Северокавказские параллели в лепной керамике Крыма римского и раннесредневекового времени // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии (МАИЭТ). Вып. X. Симферополь: Таврия, 2003. С. 98–124.

8. Внуков С.Ю. Причерноморские амфоры I в. до н. э. – II в. н. э. Ч. II: Петрография, хронология, проблемы торговли. СПб.: Алетейя, 2006. 320 с.

9. Внуков С.Ю. Еще раз о типологии, эволюции и хронологии светлоглиняных (позднегераклейских) узкогорлых амфор // РА. 2016. № 2. С. 36–47.

10. Гущина И.И. Могильник Бельбек III в Крыму // КСИА. 1970. Вып. 124. С. 39–47.

11. Гущина И.И. Население сарматского времени в долине реки Бельбек в Крыму (по материалам могильников) // Археологические исследования на юге Восточной Европы. М.: ГИМ, 1974. С. 33–64.

12. Журавлев Д.В. Краснолаковая керамика Юго-Западного Крыма I–III вв. н.э. (По материалам позднескифских некрополей Бельбекской долины). Симферополь: Крымское отделение Ин-та востоковедения им. А.Е. Крымского НАН Украины, 2010. 320 с.

13. Зайцев Ю.П. Охранные исследования в Симферопольском, Белогорском и Бахчисарайском районах // Археологические исследования в Крыму. 1994 год / Ред. В.А. Кутайсов. Симферополь: СОНАТ, 1997. С. 102–116.

14. Зайцев Ю.П., Мордвинцева В.И. Исследование могильника у с. Суворово // МАИЭТ. Вып. X. Симферополь: Таврия, 2003. С. 57–77.

15. Иванова О.С. Амфоры позднеримского времени из раскопок Мангупа // Крым в сарматскую эпоху (II в. до н.э. – IV в. н.э.). I / Ред. И.Н. Храпунова. Симферополь; Бахчисарай: Доля, 2013. С. 93–154.

16. Контны Б., Савеля Д.Ю. Вооружение из могильника в Килен-Балке // МАИЭТ. Вып. XII, ч. 1. Симферополь: Таврия, 2006. С. 129–160.

17. Кропотов В.В. Фибулы сарматской эпохи. Киев: АДЕФ-Украина, 2010. 384 с.

18. Левада М.Е. О влиянии аланских военных традиций на восточногерманские народы // Крым в сарматскую эпоху (II в. до н.э. – IV в. н.э.). I / Ред. И.Н. Храпунов. Симферополь; Бахчисарай: Доля, 2013. С.171–187.

19. Лобода И.И. Раскопки могильника Озерное III в 1963–1965 гг. // СА. 1977. № 4. С. 236–252.

20. Лобода И.И. Раскопки красномакского могильника в 1983–1984 гг. // МАИЭТ. Вып. XI. Симферополь: Таврия, 2005. С. 192–251.

21. Малашев В.Ю. Периодизация ременных гарнитур позднесарматского времени // Сарматы и их соседи на Дону / Ред. Ю.К. Гугуев. Ростов-на-Дону: Терра, 2000. С. 194–232.

22. Масякин В.В. Склеп позднеримского времени у с. Заречное в Центральном Крыму // Археологический альманах; № 22: Древняя и средневековая Таврика / Ред. А.В. Колесник. Донецк: Донбасс, 2010. С. 278–283.

23. Мульд С.А. Погребальные сооружения могильника Нейзац // Крым в сарматскую эпоху (II в. до н.э. – IV в. н.э.). II: 20 лет исследований могильника Нейзац / Ред. И.Н. Храпунов. Симферополь: Наследие тысячелетий, 2016. С. 37–75.

24. Неневоля И.И., Волошинов А.А. Два комплекса IV в. н.э. на могильнике Краснозорье // Поздние скифы Крыма / Ред.: И.И. Гущина, Д.В. Журавлев. М.: ГИМ, 2001 (Труды ГИМ; вып. 118). С. 141–146.

25. Нессель В.А. Краснолаковая керамика из могильника Килен-Балка // Херсонесский сборник. Вып. XII / Ред. М.И. Золотарев. Севастополь: Дизайн-студия «Каламо», 2003. С. 107–123.

26. Пуздровский А.Е. Могильник III–IV вв. н.э. у с. Перевальное в Крыму // Византия и народы Причерноморья и Средиземноморья в раннее средневековье (IV–IX вв.): тез. докл. Симферополь, 1994. С. 55–56.

27. Пуздровский А.Е., Зайцев Ю.П., Неневоля И.И. Новые памятники III–IV вв. н.э. в Юго-Западном Крыму // МАИЭТ. Вып. VIII. Симферополь: Таврия, 2001. С. 32–50.

28. Симоненко А.В. Сарматские всадники Северного Причерноморья. СПб.: Фак. филол. и искусств СПбГУ; Нестор-История, 2010. 328 с.

29. Стоянова А.А. Бусы и подвески из могильника Нейзац (по материалам раскопок 1996–2001 гг.) // Боспорские исследования. Вып. V / Ред. А.И. Айбабин. Симферополь; Керчь: Деметра, 2004. С. 263–319.

30. Стоянова А.А. Наборы бус в костюме населения предгорного Крыма во II в. до н. э. – IV в. н. э. // Боспорские исследования. Вып. XXIV / Ред. А.И. Айбабин. Симферополь; Керчь: Деметра, 2010. С. 401–410.

31. Стоянова А.А. Гривны из памятников Крыма сарматского времени // МАИЭТ. Вып. XVII. Симферополь: Таврия, 2011а. С. 116–140.

32. Стоянова А.А. Аксессуары женского костюма II – первой половины III в. н.э. из могильника Нейзац // Исследования могильника Нейзац / Ред. И.Н. Храпунов. Симферополь: Доля, 2011б. С. 115–151.

33. Стоянова А.А. Детские погребения из могильника Опушки (по результатам раскопок 2003–2009гг.). Симферополь: Доля, 2012. 100 с.

34. Стоянова А.А. Плитовые могилы из некрополя Нейзац // Крым в сарматскую эпоху. I / Ред. И.Н. Храпунов. Симферополь; Бахчисарай: Доля, 2013. С. 77–92.

35. Стоянова А.А. Подвески из могильника Нейзац // Крым в сарматскую эпоху. II: 20 лет исследований могильника Нейзац / Ред. И.Н. Храпунов. Симферополь: Наследие тысячелетий, 2016. С. 122–165.

36. Труфанов А.А. Подбойные могилы III в. н.э. некрополя у с. Курское (по материалам раскопок 2001 г.) // Сугдейский сборник / Ред. Н.М. Куковальская. Киев; Судак: Академпериодика, 2004. С. 495–521.

37. Труфанов А.А. Зеркала-подвески первых веков н.э. из могильников Крымской Скифии // Древняя Таврика / Ред.: Ю.П. Зайцев, В.И. Мордвинцева. Симферополь: Универсум, 2007. С. 173–186.

38. Труфанов А.А. Монеты из погребений варварского населения Крыма первых веков н.э. // Археологический альманах. № 22: Древняя и средневековая Таврика / Ред. А.В. Колесник. Донецк: Донбасс, 2010. С. 235–250.

39. Труфанов А.А. Склеп IV в. н.э. из некрополя у с. Курское в Крыму // РА. 2012. № 2. С. 34–41.

40. Труфанов А.А., Колтухов С.Г. Исследование позднеантичного некрополя у с. Курское в Юго-Восточном Крыму // Stratum plus. 2001–2002. № 4. С. 278–295.

41. Филиппенко А.А., Тюрин М.И., Ушаков С.В. О могильнике ВИР (Бельбек III) в Юго-Западном Крыму: новые данные // Stratum plus. 2016. № 4. С. 139–151.

42. Хазанов А.М. Генезис сарматских бронзовых зеркал // СА. 1963. № 4. С. 58–71.

43. Хазанов А.М. Очерки военного дела сарматов. М.: Наука, 1971. 169 с.

44. Храпунов И.Н. Могильник Дружное (III–IV вв. нашей эры). Lublin: Wydawnictwo Uniwersytetu Marii Curie-Sklodowskiej, 2002. 313 с.

45. Храпунов И.Н. Этническая история Крыма в раннем железном веке. Симферополь; Керчь: Деметра, 2004 (Боспорские исследования; вып. VI). 240 с.

46. Храпунов И.Н. Керамические сосуды в виде баранов из могильника Нейзац // РА. 2007. № 1. С. 167–175.

47. Храпунов И.Н. Наконечники ремней из могильника Нейзац // МАИЭТ. Вып. XIV. Симферополь: Таврия, 2008. С. 61–79.

48. Храпунов И.Н. Некоторые итоги исследований могильника Нейзац // Исследования могильника Нейзац / Ред. И.Н. Храпунов. Симферополь: Доля, 2011а. С. 13–113.

49. Храпунов И.Н. Склеп с погребениями III–IV вв. н.э. из могильника Нейзац. Симферополь: Доля, 2011б. 72 с.

50. Храпунов І.М. Підбійна могила з похованнями III–IV ст. з могильника Нейзац // Археологія. 2014. Вип. 2. С. 80–90.

51. Храпунов И.Н. Погребения II в. н.э. из могильника Нейзац // Проблемы истории, филологии, культуры. 2015. Вып. 1 (47). С. 216–240.

52. Храпунов И.Н. Исследования могильника Нейзац в 2011–2015 гг. // Крым в сарматскую эпоху. II: 20 лет исследований могильника Нейзац / Ред. И.Н. Храпунов. Симферополь: Наследие тысячелетий, 2016а. С. 11–36.

53. Храпунов И.Н. Население горного Крыма в позднеримское время // Вестник древней истории. 2016б. Т. 76, № 1. С. 118–134.

54. Храпунов И.Н., Мульд С.А. Склепы с погребениями III в. н.э. из могильника Нейзац // Боспорские исследования. Вып. VII / Ред. А.И. Айбабин. Симферополь; Керчь: Деметра, 2004. С. 299–326.

55. Храпунов И.Н., Мульд С.А. Трупосожжение римского времени из могильника Опушки // Херсонесский сборник. Вып. XIV / Ред. С.Д. Крыжицкий. Севастополь: Максим, 2005. С. 341–345.

56. Храпунов И.Н., Стоянова А.А. Три подбойные могилы из некрополя Опушки в Крыму // Варварский мир Северопонтийских земель в сарматскую эпоху / Ред. Е.В. Смынтына. Киев: Видавець Олег Філюк, 2013. С. 184–207.

57. Храпунов И.Н., Стоянова А.А. Об имущественной и социальной дифференциации населения предгорного Крыма позднеримского времени // КСИА. 2014. Вып. 234. С. 176–199.

58. Храпунов И.Н., Стоянова А.А. Могила № 9 (35) из Чернореченского могильника в Крыму // КСИА. 2016а. Вып. 244. С. 166–194.

59. Храпунов И.Н., Стоянова А.А. Ранние погребения в могильнике Нейзац // История и археология Крыма. Вып. III / Ред. В.В. Майко. Симферополь: Наследие тысячелетий, 2016б. С. 200–234.

60. Храпунов Н.И. Монеты из могильника Нейзац (находки 1996–2008 гг.) // Проблемы истории, филологии, культуры. 2009. № 3. С. 55–82.

61. Храпунов Н.И. Находки монет в могильниках крымских варваров позднеримского времени: некоторые перспективы анализа и исторические интерпретации // Боспорские чтения. Вып. XIV / Ред. А.И. Айбабин. Керчь, 2013. С. 484–490.

62. Шабанов С.Б. Стеклянные сосуды из могильника Нейзац (по материалам раскопок 1996–2011гг.) // МАИЭТ. Вып. XVII. Симферополь: Таврия, 2011. С. 141–191.

63. Шелов Д.Б. Узкогорлые светлоглиняные амфоры первых веков нашей эры. Классификация и хронология // КСИА. 1978. Вып. 156. С. 16–21.

64. Юрочкин В.Ю., Труфанов А.А. Позднеантичный погребальный комплекс в низовьях реки Качи // Херсонесский сборник. Вып. XII / Ред. М.И. Золотарев. Севастополь, 2003. С. 199–225.

65. Юрочкин В.Ю., Труфанов А.А. Хронология могильников Центрального и Юго-Западного Крыма в 3–4 вв. н. э. // Древняя Таврика / Ред. Ю.П. Зайцев, В.И. Мордвинцева. Симферополь: Универсум, 2007. С. 359–382.

66. Яценко С.А., Малашев В.Ю. О полихромном стиле позднеримского времени на территории Сарматии // Stratum plus. 2000. № 4. С. 226–250.

67. Hays J.W. Late Roman Pottery. L.: British School at Rome, 1972. 477 p.

68. Khrapunov I. Germanic Artefacts in the Cemetery of Neyzats // Inter Ambo Maria: Northern Barbarians from Scandinavia towards the Black Sea / Eds.: I. Khrapunov, F.-A. Stylegar. Kristiansand; Simferopol: Dolya Publishing House, 2013. P. 177–195.

69. Maczynska M., Gercen A., Ivanova O., Cernys S., Lukin S., Urbaniak A., Bemmann J., Schneider K., Jakubczyk I. Das Fruhmittelalterlichte Graberfeld Almalyk-Dere am Fusse des Mangup auf der Sudwestkrim. Mainz: Verlag des Romisch-Germanischen Zentralmuseums, 2016. 205 S.

70. Masyakin V., Voloshinov A., Nenevolja I. Die Nekropole von Suvlu-Kaja // Die Krim. Goldene Insel im Schwarzen Meer. Griechen – Skythen – Goten. Bonn, 2013. S. 372–379.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести