Везде
S.A. Zhebelev. Russian Archaeological Society during the third quarter of a century of its existence. 1897–1921: Historical essay. Moscow: Indrik, 2017
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
S.A. Zhebelev. Russian Archaeological Society during the third quarter of a century of its existence. 1897–1921: Historical essay. Moscow: Indrik, 2017
Annotation
PII
S086960630004825-6-1
DOI
10.31857/S086960630004825-6
Publication type
Review
Status
Published
Authors
S. P. Shchavelev 
Affiliation: Kursk state medical University
Address: Russia, Kursk
Edition
Issue 2
Pages
183-188
Abstract

   

Date of publication
25.06.2019
Number of purchasers
89
Views
641
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
1 В историографии русской археологии уже преодолена ее советская схема, согласно которой дореволюционный этап развития науки о древностях практически во всем осуждался, а послереволюционный период превозносился (Худяков, 1933; Арциховский и др., 1937; Генинг, 1982; Пряхин, 1986). Конечно, определенный прогресс в отечественной археологии за десятилетия после 1917 г. налицо, однако он был обусловлен преемственностью с традициями “старой школы” и сочетался с явным регрессом, в том числе по части организационных форм государственной и особенно общественной поддержки гуманитарной науки (Формозов, 1995; Щавелев, 2017). Богатые результаты деятельности прежних – государственных (Императорской Археологической комиссии при Министерстве императорского двора (ИАК), Центрального и губернских статистических комитетов) и общественных (прежде всего Императорского Московского Археологического и еще целого ряда центральных и региональных обществ, комитетов и комиссий) объединений ценителей археологии независимо и убедительно подтверждают новую концепцию всей отечественной истории императорского периода – как медленного, но неуклонного движения в целом успешно модернизируемой России XVIII – начала XX в. от архаичной деспотии к гражданскому обществу и правовому государству (Миронов, 2014; 2015а; б). Большевики же, придя к власти, сначала вовсе ликвидировали историческое образование, почти прекратили финансирование музеев и раскопок, а затем восстановили историю и археологию, но под жестким идеологическим контролем, в урезанном виде. Уже в первые революционные годы, а особенно на рубеже 1920 – 1930-х годов, многие ученые-гуманитарии и краеведы оказались репрессированы1, а их объединения навсегда распущены – лишь за то, что занимались древностями своей родины (Формозов, 1998; Щавелев, 2006). До революции за это не ограничивали в правах, тем более не лишали свободы и не убивали2, а худо-бедно материально поддерживали и награждали. Новое доказательство всему этому представляет оцениваемая работа, с нескольких сторон уникальная для академического книгоиздания.
1. «Массовые аресты начались с объявлением в 1918 г. “красного террора”, а потом, пульсируя, усиливались, – … в 1928-м, 1930-м, 1934-м и т.д., захватывая не отдельных людей, а целые слои населения, а иногда и районы городов…» (Лихачев, 2016. С. 294); в том числе и профессии, как видно на ярком примере археологов.

2. Как большую часть переживших революцию и не эмигрировавших членов РАО. Редко кто из них ушел из жизни обычным путем – почти всех ждали или расстрел, или гибель в концлагере, или от голода в блокадном Ленинграде. Например, Александр Иванович Анисимов (1877–1937) попал на Соловки “за шпионаж и вредительство” в Государственных реставрационных мастерских, а расстрелян уже на Беломорканале (с. 184); Иван Спиридонович Абрамов (1874–1960) был арестован первый раз в 1930 г. «по делу православных краеведов как подписчик журнала “Краеведение”, сослан в Северный край на 3 года»; второй раз по “Делу славистов” в 1933 г. “сослан на 3 года в Тюмень” (с. 174); профессора классической филологии и древней истории Михаила Никитича Крашенинникова (1865–1932), преподававшего в Воронеже, обвиняли в игнорировании марксизма, на что он резонно отвечал, что “никакого марксистского языкознания пока нет и преподавать его он поэтому просто не мог” (Щавелев, 2007. С. 74); по “Делу краеведов ЦЧО” получил 5 лет ссылки “в Северном Казахстане. Умер в Семипалатинском лагере” (с. 377); многие, многие другие.
2 Публикация ее приурочена к 150-летию С.А. Жебелева и к 170-летию Императорского Русского Археологического общества (ИРАО)3, которое было основано группой энтузиастов антиквариата, в основном иностранцев на российской службе, в 1846 г. в Санкт-Петербурге как Археолого-нумизматическое; вскоре (с 1849) стало просто “Археологическим”, затем (с 1866) еще и “Русским” – в духе времени великих реформ Александра II, стремившегося преодолеть социальные противоречия между своими подданными, в том числе и аргументами к их общей славной истории. ИРАО внесло весомый вклад в развитие отечественной науки о древностях всякого рода и в просвещение соотечественников относительно истории их родины. Известный антиковед, член (с начала 1890-х годов) и заместитель председателя (в 1919–1922 гг.) этого общества Сергей Александрович Жебелев (1867–1941) своевременно и объективно подытожил этот вклад в рукописи, скромно названной “историческим очерком”, – “Русское Археологическое общество за третью четверть века своего существования (1897–1921)”. Если учесть, что общество было закрыто большевиками в 1924 г., а трактат Жебелева так и остался неизданным, то его полная и детально прокомментированная публикация сегодня представляет собой важное событие как в научном, так и в нравственном отношении.
3. Определение “Императорское” и авторы-составители рецензируемого издания, и другие нынешние историографы предпочитают опускать при упоминании соответствующих учреждений науки и культуры царского времени. Между тем оно, это определение, отнюдь не было формальной данью верноподданнической традиции, но позволяло получать ежегодно казенную субсидию и разовые дотации (на покупку коллекций древностей, раскопки и другие экспедиции, строительство музейных зданий и т.п. нужды ученых). Без такой адресной поддержки со стороны самодержавного государства наука и просвещение в империи были просто невозможны. И.В. Тункина, впрочем, отметила это обстоятельство, показав незаменимую роль первых председателей ИРАО, великих князей Константина Николаевича (1852–1892) и Константина Константиновича (1892–1915), “сумевших обеспечить увеличение финансирования и поддержку правительства многих начинаний отечественных ученых в области охраны памятников, археологии и смежных дисциплин” (с. 9).
3 “Автором идеи”, как сейчас говорят, т.е. инициатором и душой этого издания, стала И.В. Тункина – директор Санкт-Петербургского филиала Архива Российской академии наук, известный специалист по истории гуманитарной науки, прежде всего археологии. Ирина Владимировна нашла машинописную авторизированную корректуру рукописи Жебелева в Научном архиве ИИМК РАН; написала пояснительное вступление к ней (с. 7–16); возглавила работу ее комментаторов (с. 95–172), которые очень удачно решили приложить к публикуемому сочинению “Биобиблиографический словарь членов РАО (1846–1924)” за весь период его существования (с. 173–640), где большинство статей принадлежит ее же перу.
4 Свой труд академик Жебелев написал в начале 1920-х годов, но в свет он тогда не вышел по вполне понятной причине – новая власть нуждалась в литературе совсем другого рода, нежели история учреждений императорской России. Угадывается и мотив автора этой работы, чей возраст приближался к 60 годам, – показать всем возможным читателям, что его и его коллег научная работа и при “проклятом царизме” принесла пользу родине. В самом деле, ИРАО объединяло в своих рядах цвет столичной интеллигенции: специалистов из Императорской Академии наук, Императорского Санкт-Петербургского университета, Императорской Археологической комиссии, Петербургских же Историко-филологического и Археологического институтов, Императорского Русского Географического общества (ИРГО), Академии художеств, Эрмитажа, Русского музея, Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамеры), других учреждений науки и культуры. Их было много больше, нежели потом в СССР, и работали они с древностями, по крайней мере в провинции, куда продуктивнее, чем краеведческие музеи да педагогические институты советского времени.
5 Причем археологию сто с лишним лет назад еще и понимали гораздо шире сегодняшнего. К ее компетенции относили не только ископаемые артефакты, но и все остальные древности: архивные документы, этнографические сборы, фольклорные записи, иконы и прочие образцы старого искусства; прочие вспомогательные для исторической науки дисциплины. Поэтому в организационной и кадровой структуре ИРАО были представлены практически все отрасли историкофилологической науки – антиковедение, византинистика, разнорегиональное востоковедение, славянорусские древности, наконец нумизматика. Так что выпущенный И.В. Тункиной со товарищи том привлечет внимание не одних только археологов, но и многих других гуманитариев.
6 Историографическая форма работы С.А. Жебелева – обзор результатов деятельности того или иного ученого объединения за четверть-, полувековой и т.п. периоды его деятельности – была принята в дореволюционной академической традиции. Подобные издания посвящались самому ИРАО (Веселовский, 1900), конкурировавшему с ним ИМАО (Историческая записка, 1890; Уварова, Бороздин, 2015) и другим подобным коллективам. Структура опубликованной теперь монографии повторяет упомянутую книгу Н.И. Веселовского, посвященную 50-летию общества. Здесь 16 глав, дающих сначала общую характеристику деятельности ИРАО, его руководящих органов и лиц (Общего собрания, Совета, Ревизионной комиссии, председателей и их помощников, секретарей, затем всех четырех отделений, упомянутых мной выше); музея и библиотеки; сведения о финансах; перечень раскопок и иных экспедиций; обзор издательской деятельности; каталог присужденных им медалей и других знаков поощрения; список личного состава (с датами избрания) за первое 75-летие общества; наконец, “вместо послесловия” – очерк “Последние годы жизни Общества” и обстоятельств его ликвидации.
7 Периоды деятельности ИРАО показательны для становления и развития всей отечественной археологии. Сначала, с 1846 г., в его рядах объединились коллекционеры старинных монет да кабинетные историки, филологи-классики. По большей части весьма сановные лица, причем космополитического настроя (издания Общества выходили поначалу на французском и немецком языках). Однако среди членов-учредителей Общества оказался молодой тогда граф Алексей Сергеевич Уваров (1825–1884), который со временем сумел стать основателем всей русской археологии как науки. Впоследствии он создал Московское Археологическое общество и Российский Исторический музей, выступил инициатором проведения всероссийских археологических съездов. В своем предисловии И.В. Тункина отметила эволюцию ИРАО к национальному русскому направлению и кадровому составу. “Русская партия” в обществе уже через пару-тройку лет направила его деятельность в первую очередь на отечественные древности, причем не только антикварно-коллекционные, но и просто источники познания далекого прошлого страны и ее народов. При этом связи с иностранными археологами отнюдь не сократились, многие европейские светила (вроде Э. Миннза, Т. Арне, А.М. Тальгрена, занимавшихся памятниками Евразии) по-прежнему украшали список членов общества, как и представители науки и культуры огромного Востока.
8 С 1851 г. ИРАО разделилось на отделения – славяно-русское; восточное; классическое (греко-римской, византийской и западноевропейской археологии); наконец (только с 1904 г.), нумизматическое. В итоге его документальный фонд (№ 3, опись 1) в Научном архиве ИИМК РАН вместе с исходившими из общества бумагами в других хранилищах весьма информативны как для истории науки, так и для ее нынешней практики (отчеты о раскопках, опубликованные документы истории разных стран и т.п. первоисточники). Обозреваемое издание служит необходимым путеводителем в огромном наследии ИРАО и сотрудничавших с ним объединений гуманитариев.
9 В этой связи выскажу его составителям упрек: я не нашел в нем сравнения ИРАО с другими однопрофильными учеными обществами тогдашней России. Все похвалы ИРАО, высказанные составителями, вполне справедливы, однако у столичного объединения ученых имелись свои недостатки. По сравнению с ИМАО оно не только в первые годы своего существования, но в какой-то мере и впоследствии являлось более кастовым, даже аристократичным, чиновным; представителей разночинной интеллигенции в его рядах и на его заседаниях было куда меньше, чем в ИМАО или в сети иногородних членов-корреспондентов ИРГО. Между тем именно на рубеже XIX–XX вв. разночинцы все заметнее теснили в гуманитарной науке и культуре дворян да богатых купцов. Правда, в одном из примечаний И.В. Тункина признала, что А.С. Уваров “вынес определенный урок из раскола петербургского Общества” (с. 9) и постарался преодолеть “обыкновенную замкнутость наших ученых обществ” в уставе ИМАО.
10 Тем не менее отдельные эпизоды конкуренции, конфликтов между археологами – выходцами из разных сословий тогдашней империи не должны заслонять их же плодотворного сотрудничества, альянса центра – Академии, университетов, институтов, обществ вроде ИМАО – и региональных – губернских и даже уездных кружков любителей археологии. Последние учились правильной работе с древностями на уваровских съездах, в совместных экспедициях со столичными авторитетами, в центральных архивах древних актов; находились со своими шефами в центральных инстанциях в постоянной деловой переписке. Эта координационная, межрегиональная сторона институциональной истории науки в деятельности ИРАО была выражена слабо. Наверное, потому, что оно было старейшим у нас в стране, располагалось в бюрократической столице империи, а его уклад определился еще в дореформенной – ультрасословной России. Как говорят французы – наши недостатки суть продолжение наших же достоинств… Хотя соперничество археологов из старой и новой столиц порой даже шло на пользу делу. Так, богатейший курганник славян и Руси на Верхнем Псле – курское Гочево – сначала копал москвич Д.Я. Самоквасов при поддержке членов Курской губернской ученой архивной комиссии, а после его кончины П.С. Уварова посылала доследовать эти могилы сотрудника ИМАО В.С. Львовича, а А.А. Спицын по линии ИРАО – В.Н. Глазова. Отчеты их всех сохранились в архиве ИАК и используются нынешними археологами (Щавелев А.С., Щавелев С.П., 2003).
11 Необходимо отметить особую важность для гуманитарной историографии того хронологического отрезка, который охватывает этот труд С.А. Жебелева (1897–1921) и приложенный к нему новейший словарь биографий тогдашних археологов (1846–1924). Во-первых, это, по сути, весь период становления русской науки об исторических древностях – с момента оформления первых объединений любителей археологии и до ее перехода на явно “советские рельсы”. За указанное время наука и практика обращения с древностями поднялись от их коллекционерства и прикладного знаточества до вполне научных, даже на современный взгляд, методик раскопок и дальнейшей обработки их находок. Однако не только достижения, но и потери относительно культурно-исторической памяти у нас в стране видны из всей этой книги. Ведь, во-вторых, она же демонстрирует весь трагизм перехода ученых и краеведов из самодержавной России в тоталитарный СССР.
12 За примерами читателям “Исторического очерка” С.А. Жебелева далеко ходить не надо. Сам его автор, уже накануне революций 1917 г. авторитетный антиковед, одним из первых среди своих оставшихся на родине коллег стал активно служить новой – радикальнейшей идеологии, парадоксальному политическому режиму большевиков. Сперва он сделался товарищем (заместителем) председателя ГАИМК и был избран академиком, но в конце 1920-х годов его уволили с поста вице-президента ГАИМК и из Ленинградского университета, а в начале 1930-х его печатно называли “классовым врагом на историческом фронте”, “махровым реакционером” (Тункина, 2000). Чтобы не разделить печальную судьбу коллег, репрессированных по “Академическом делу” и т.п. процессам, ученый, не без нравственных потерь переживший собственное “дело Жебелева”, решился подыграть официозному марксизму властей и опубликовал статью о “революции рабов” под руководством скифа Савмака на античном Боспоре. Хотя другие античники критиковали его перевод соответствующей надписи на плите из Херсонеса, раскопанной еще в 1878 г., Сталин в речи на съезде колхозников-ударников в 1933 г. сочувственно упомянул эту самую “революцию рабов”. Высосанная из пальца аналогия с седой древностью бросала облагораживающую тень на зверства большевиков. С тех пор положение Жебелева в СССР упрочилось на всю оставшуюся жизнь. Его вернули на службу и в университет, и в академию, а его “открытие” вошло в школьные учебники (Формозов, 2006. С. 164–172). Так что в обозреваемом мной издании репутация Жебелева несколько идеализирована4, хотя сглаживание острых (для кого-то) углов его биографии нисколько не снижает ценности публикации выполненной им истории ИРАО.
4. В другой публикации сложная проблема морального выбора ученого в условиях массового террора представлена более реалистично (Тункина, Фролов, 1993).
13 Кроме своих прямых занятий греко-римской античностью Сергей А лександрович небезуспешно занимался историей науки, той же археологии (Жебелев, 1923). Так что его оценки усилий и достижений столичного объединения археологов были сформулированы со знанием дела, на широком международном фоне.
14 Как “Приложение” к труду С.А. Жебелева скромно обозначен составительницей “Биобиблиографический словарь членов РАО (1846–1924)”, занимающий две трети всего тома. Емкие и точные характеристики всех персонажей “исторического очерка” и многих других работников на ниве отечественной археологии практически всего периода ее становления представляют и самостоятельный интерес – как возможный макет энциклопедического словаря “Археологи России”, первого тома (?) такого издания, которое когда-нибудь да состоится (Щавелев 2017). Собирание, уточнение массы биографических и библиографических данных требует от историка науки и практики высочайшей квалификации, огромной эрудиции и каторжного труда. А тут насчитывается 855 персональных статей! Большая их часть пришлась на долю И.В. Тункиной – 650, из них 233 в соавторстве с Л.Д. Бондарь, Е.Н. Груздевой, Е.Г. Застрожновой, Е.Ф. Корольковой, М.В. Медведевой, М.В. Поликаровской, Э.Ю. Светловой, В.Ю. Соболевым, “написавшими от одной до нескольких справок или дополнившим уже имеющиеся данные (с. 15).
15 Структура каждой словарной статьи вполне академична и весьма информативна: фамилия, имя, отчество (с разночтениями в нужных случаях; с латиничной транскрипцией для иностранцев); годы жизни; перечисление специализаций персонажа, рода его общественных занятий; ученых степеней и званий; чинов гражданской или военной службы; титулов и придворных должностей (при наличии); место рождения, условия домашнего воспитания и последующего образования; основные вехи службы; главные научные и организационные достижения, включая проведенные раскопки; членство в ИРАО (член-сотрудник, действительный член; посты в руководстве обществом) и других научных объединениях своего времени; причины, место кончины и захоронения (если известны).
16 Биографические справки написаны не формально, а исторически конкретно и научно концептуально; во многих из них отмечены особые заслуги соответствующих лиц в деле спасения и изучения древностей. Скажем, из первой же статьи словаря – про князя Семена Семеновича Абамелек-Лазарева – мы узнаем, как он, путешествуя по Востоку, вел раскопки в Пальмире (1882), где открыл двуязычную надпись 137 г. н.э. – древнейший таможенный тариф на арамейском и греческом языках, сумел на свои средства вывезти ее в Россию вопреки запретам, “оформив вывоз как дар султана императору” (173) и поместив уникум в Эрмитаж.
17 Перед нами, я бы сказал, минимонографии о десятках ученых и краеведах. Продолжить знакомство с каждым из персонажей словаря заинтересованный читатель сможет, руководствуясь литературной частью статей, которая учитывает: выходные данные основных трудов этого члена Общества; его рукописи и отзывы о нем, архивированные в фонде ИРАО (с шифрами единиц хранения и даже их листов); основные оценки его деятельности и наследия в историографической литературе (включая электронные ресурсы).
18 Авторы этого справочника при составлении его словника не ограничились, как это обычно у нас делается в изданиях энциклопедического жанра, представителями академической науки, кастовыми учеными, а широко представили разного рода любителей древностей – коллекционеров, знатоков старинных вещей, краеведов, меценатов. Во многих статьях словаря отмечается их помощь профессиональным археологам, но также и определенные недостатки их же дилетантского подхода к древностям. Для такой огромной державы, как Россия, с учетом особенностей ее исторического развития, нипочем не напастись сертифицированных специалистов по надзору за состоянием памятников старины, по выявлению, изучению и хранению древностей; просвещенные краеведы всегда вносили свой незаменимый вклад в это дело, разумеется, при условии добросовестного сотрудничества с официальными центрами науки и образования, их представителями.
19 Большинство статей украшено фотопортретами соответствующих персон. Хотя иные из этих картинок поневоле воспроизведены со старинных и не всегда качественных оригиналов, все они производят на неравнодушного зрителя сильное впечатление. Краски разных эпох мерцают на черно-белых портретах наших предшественников: их лица, позы, прически, мундиры военной и гражданской службы, ордена и другие знаки отличия особ сановных и чиновных (включая богатые ризы церковнослужителей); скромные одежки разночинной интеллигенции… “Эмалевый крестик в петлице / И серой тужурки сукно. / Какие прекрасные лица / И как это было давно…” (Георгий Иванов). Лишний раз убеждаешься в том, что археология всегда – не просто одна из гуманитарных наук, но и важная сторона общественно-политической практики социума, особенно модернизируемого после архаичного застоя на современный лад (Смирнов, 2014).
20 Кроме индивидуальных портретов книга включает два десятка коллективных изображений разновременных составов ИРАО и родственных объединений ученых. Многие фотографии публикуются впервые, персонажи на них заново атрибутированы очень полно, так что читатели получат редкую возможность увидеть в лицо тех авторов, которых они знали только по именам в заголовках статей и книг.
21 Подготовка этого исследования получала финансовую поддержку РГНФ (Светлая ему память!), а издание осуществлено за счет РФФИ и потому “не подлежит продаже” (с. 4). Для многих археологов и историков гуманитарных наук оно уже превратилось в настольный справочник, но востребовано будет в этом качестве, безусловно, гораздо шире и дольше, так что составителям и издателям стоит позаботиться о доступности его электронной версии на каких-то разумных для среднего (по деньгам) читателя условиях.
22 Кстати сказать, книгоиздательская серия СанктПетербургского филиала Архива РАН, в которой вышел этот том, именуется “К источникам. Материалы и исследования по истории науки”. Название напоминает о необходимости в научной работе обращаться к первоисточникам, а не брать материал из вторых рук. Приветствуя всю серию, и особенно этот ее 5-й выпуск supplementum’а, повторю, что раскопки и музеи древностей не только обогащают науку информацией об отдаленном прошлом человечества и его народов, но и так или иначе влияют на практику жизни и культуры – массовые настроения (чаще всего с помощью журналистики), оформляют культурно-исторический ландшафт нашего проживания; дают материал для педагогики, философии, искусства, идеологии, политики, дипломатии. Эти практические функции археологического знания ярко показаны и в исходном труде С.А. Жебелева, и особенно в комментариях его публикаторов.
23 Как видно, можно поздравить Ирину Владимировну Тункину и ее сподвижников по публикации реанимированной на современных условиях рукописи академика С.А. Жебелева, пролежавшей в архиве почти сто лет. Вот уж воистину – “рукописи не горят” (реализма ради добавим к афоризму великого мастера литературы – “если они помещены в академическое архивохранилище”). Помимо всех отмеченных выше достоинств солидного издания, оно подает всем нам своевременный сигнал – юбилейные итоги работы учреждений и лиц науки и культуры необходимо подводить столь же содержательно и своевременно, как это сделали автор и публикаторы его замечательного справочника.

References

1. Artsikhovskij A.V., Voevodskij M.V., Kiselev S.V., Tolstov S.P. O metodakh vreditel'stva v arkheologii i ehtnografii // Istorik-marksist. 1937. № 2 (60). S. 78–91.

2. Veselovskij N.I. Istoriya Imperatorskogo Russkogo Arkheologicheskogo obschestva za pervoe pyatidesyatiletie ego suschestvovaniya. 1846–1896. SPb.: Tipografiya glavnogo upravleniya udelov, 1900. 514, [4] s.

3. Gening V.F. Ocherki po istorii sovetskoj arkheologii. Kiev: Nauk. dumka, 1982. 230 s.

4. Zhebelev S.A. Vvedenie v arkheologiyu. Ch. 1. Istoriya arkheologicheskogo znaniya. Petrograd: Nauka i shkola, 1923. 199 s.

5. Istoricheskaya zapiska o deyatel'nosti Imperatorskogo Moskovskogo Arkheologicheskogo obschestva za pervye 25 let suschestvovaniya. M.: Sinodal'naya tipografiya, 1890. [2], 308 s.

6. Mironov B.N. Rossijskaya imperiya: ot traditsii k modernu. V 3 t. T. 1. SPb.: Dmitrij Bulanin, 2014. 896 s.; 2015a. T. 2. 912 s.; 2015b. T. 3. 992 s.

7. Likhachev D.S. Vospominaniya. M.: Ast, 2016. 448 s.

8. Pryakhin A.D. Istoriya sovetskoj arkheologii. 1917 – seredina 30-kh godov. Voronezh: VGU, 1986. 286 s.

9. Smirnov A.S. Vlast' i organizatsiya arkheologicheskoj nauki v Rossijskoj imperii (Ocherki institutsional'noj istorii nauki XIX – nachala XX veka). M.: In-t arkheologii RAN, 2011. 592 s.

10. Tunkina I.V. “Delo” akademika Zhebeleva // Drevnij mir i my. Klassicheskoe nasledie v Evrope i Rossii. Vyp. II. SPb.: Aletejya, 2000. S. 116–160.

11. Tunkina I.V., Frolov Eh.D. [publ.] S.A. Zhebelev. Avtonekrolog // VDI. 1993. № 2. S. 173–201.

12. Uvarova P.S., Borozdin I.I. [red.] Imperatorskoe Moskovskoe arkheologicheskoe obschestvo v pervoe pyatidesyatiletie ego suschestvovaniya (1864–1914 gg.). T. 2. Biograficheskij slovar' chlenov obschestva. Spisok trudov chlenov obschestva, pomeschennykh v izdaniyakh obschestva. M., 1915. XXII, 445, 256, [1] s.

13. Formozov A.A. Russkie arkheologi do i posle revolyutsii. M.: IA RAN, 1995. 114 s.

14. Formozov A.A. Russkie arkheologi i politicheskie repressii 1920–1940-kh godov // RA. 1998. № 3. S. 191–206.

15. Formozov A.A. Russkie arkheologi v period totalitarizma. Istoriograficheskie ocherki. 2-e izd. M.: Znak, 2006. 344 s.

16. Khudyakov M.G. Dorevolyutsionnaya russkaya arkheologiya na sluzhbe ehkspluatatorskikh klassov. L.: OGIZ–GAIMK, 1933. 162, [2] s.

17. Schavelev A.S., Schavelev S.P. Kamernye ingumatsii Gocheva: yugo-vostochnaya replika varyago-russkogo pogrebal'nogo obryada // Druzhinni starozhitnosti Tsentral'no-Skhidnoi Evropi VIII–XI st. Materiali Mizhnarodnogo pol'ovogo arkheologichnogo seminaru (Chernigiv — Shestovitsya 17–20 lipnya 2003 r.). Chernigiv: Siveryans'ka dumka, 2003. S. 194–200.

18. Schavelev S.P. “Delo kraevedov TsChO” 1930–1931 godov. (Kurskij “filial”). Kursk: KGMU, 2007. 272 s.

19. Schavelev S.P. Ot Kurskoj uchenoj arkhivnoj komissii (1903–1922 gg.) k sovetskomu obschestvu kraevedeniya (1923–1930 gg.): razgrom regional'noj arkheologii v SSSR // 1917 god: rossijskaya arkheologiya na perelome ehpokh. Mater. Mezhdunar. nauch. konferentsii / Otv. red. I.A. Sorokina. M.: IA RAN, 2017. S. 82–85.

20. Schavelev S.P. Biobibliograficheskij slovar' “Arkheologi Rossii”: soobrazheniya k proektu // V (XXI) Vserossijskij Arkheologicheskij s'ezd. Sb. nauch. trudov. Barnaul: izd-vo Altajskogo gos. un-ta, 2017. S. 1185–1186.

Comments

No posts found

Write a review
Translate