“New history” of the “idol” from the mound Chernaya Mogila (10th c.)
Table of contents
Share
QR
Metrics
“New history” of the “idol” from the mound Chernaya Mogila (10th c.)
Annotation
PII
S086960630004119-9-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
V. Murasheva 
Affiliation: The State Historical Museum
Address: Moscow, Russia
Olga V. Orfinskaya
Affiliation: Centre for Egyptian Studies RAS
Address: Moscow, Russia
Anastasia Yu. Loboda
Affiliation: National Research Center “Kurchatov Institute”
Address: Moscow, Russia
Edition
Pages
73-86
Abstract

The mound of Chernaya Mogila (near Chernigov, excavations of D.Ya. Samokvasov in 1872–1873) is the largest (reaching a peak of 10 m high) and best-known kurgan of the Ancient Rus of the paganism decline period. Among its rich inventory, an anthropomorphic figurine, the “idol”, is of particular interest. Its uniqueness is due to the extreme rarity of anthropomorphic images belonging to the period of the ancient Russian state formation (the late 9th–the early 11th  century). Initially, the figurine was covered with such a thick layer of oxides that its features were hardly distinguishable. The first attempt at restoration (1982) revealed some details allowing T.A. Pushkina to attribute it as a product of a Scandinavian craftsman and interpret it as an image of the god Thor. During the new stage of restoration (2010), the original surface of the object was completely cleaned and previously concealed details were uncovered, which made it necessary to resume studying this portable sculpture. The analysis of the details suggests a synthesis of northern and “Oriental” features in the appearance of the “idol” and makes it possible to assume that the figurine was created in the territory of Eastern Europe.

Keywords
the period of the formation of the Ancient Russian state, paganism, ethnocultural relations, costume history
Date of publication
28.03.2019
Number of purchasers
89
Views
726
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
1 Среди археологических источников, относящихся к эпохе образования Древнерусского государства (конец IX – начало XI в.) трудно представить себе что-либо более хрестоматийное и знаменитое, чем материалы из кургана Черная Могила (960–970 гг.). Инвентарь кургана, раскопанного в 1872–1873 гг. на территории г. Чернигов (Украина) Д.Я. Самоквасовым, будущим почетным профессором Московского университета, поступил в Исторический музей в 1892 г. (Самоквасов, 1908б. С. 18, 19) и уже более века практически не покидает экспозицию. Однако именно постоянное экспонирование и известность обусловили и «неприкосновенность» комплекса, его слабую изученность и неординарную судьбу входящих в его состав предметов.
2 Одним из наиболее значимых артефактов из Черной Могилы является антропоморфная фигурка, уникальность которой определяется чрезвычайной редкостью находок объемных изображений человека, относящихся к рассматриваемому историческому периоду. История публикаций и интерпретации данного предмета непосредственно связана с историей его реставрации. В первой публикации, которая принадлежит автору раскопок Д.Я. Самоквасову, фигурка упомянута в перечне находок как изображение «человека – божка, сидящего на корточках, со сложенными на груди руками (Будда?)» (Самоквасов, 1908а. С. 199). Судя по рисунку, опубликованному в посмертном издании 1917 г., фигурка была покрыта мощным слоем окислов, не позволявших рассмотреть детали изображения (рис. 1, 1) (Самоквасов, 1917. С. 11).
3 Вплоть до настоящего времени наиболее полной публикацией материалов из больших курганов Чернигова остается работа Б.А. Рыбакова, однако «идолу» автор посвящает лишь несколько слов, отмечая, что «к сожалению, до химической расчистки его, очень трудно что-либо сказать об этой сидящей человеческой фигурке с каким-то предметом в руках» (Рыбаков, 1949. С. 43, 45. Рис. 17). Вероятно, вплоть до написания указанной работы «идол» реставрации не подвергался. Единственное упоминание о его судьбе содержится в письме В.Б. Антоновича Д.Я. Самоквасову, где речь идет об изготовлении копии «черниговского божка» для музея древностей университета Св. Владимира в Киеве (Археология…, 2007. С. 61).
4 Следующий этап судьбы идола связан с реставрационными работами, проведенными в 1982 г. В.Н. Даркевич. После реставрации стал более внятен общий облик фигурки, изображающей сидящего мужчину, круглоголового и бородатого, держащего себя за бороду (рис. 1, 2). Проявились также и отдельные детали – поднятые к груди руки с отведенными локтями, круглые, слегка вытаращенные глаза, щелевидный рот. Стали читаться детали одежды: «кафтан, между полами которого на коленях 2-3 слабые полоски-складки одежды, вокруг талии широкий пояс, серповидные концы которого свисают слева и справа, на правом запястье браслет» (Пушкина, 1984. С. 86). К интерпретации нового облика идола обратилась Т.А. Пушкина, которая предположила, что идол изображает скандинавского бога Тора. Основанием для этого послужил круг аналогий, некоторые особенности иконографии и детали костюма. После публикации Т.А. Пушкиной интерпретация идола как изображение бога Тора становится практически общепринятой в отечественной научной литературе (Пушкина, Петрухин, 1995. С. 49; Моця, Казаков, 2011. С. 194 и сл.).
5 В середине 1990-х годов был осуществлен первый опыт определения элементного состава металлической фигурки с помощью рентгено-флуоресцентного, энерго-дисперсионного анализа, проведенного в рентгено-спектральной лаборатории кафедры геохимии Геологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Результат анализа поверхности показал, что фигурка была отлита из свинцовой меди: Cu – 93.25%, Sn – 0.07%, Pb – 2.58%, Ag – 0.14%, Sb – 0.16%, Fe – 1.5%, Au – 2.3%. Несмотря на то что сильная коррозия и реставрация существенно исказили первоначальный облик этого уникального предмета, наличие золота в составе спектра позволило утверждать, что изначально фигурка была позолочена, что невозможно было определить при визуальном осмотре. Результаты анализа стали еще одним аргументом в пользу отнесения идола к скандинавской ремесленной традиции, так как золочение бронзовых изделий – характерный прием металлообработки Северной Европы эпохи викингов (Ениосова и др., 1997. С. 124, 125).
6 Вновь обратиться к исследованию уникального артефакта позволила послойная механическая расчистка поверхности, полностью выявившая первоначальный облик фигурки (рис. 2). После реставрации, выполненной в 2011 г. В.А. Ширяковым в отделе научной реставрации Исторического музея, стали прекрасно читаться детали костюма, визуально определимым стало и наличие позолоты. В сжатой кисти правой руки находился неизвестный, полностью утраченный предмет, который был, вероятно, выполнен из органического материала (дерево?) и полностью выгорел.
7 Прежде всего, выявление «истинного» облика предмета полностью подтвердило точку зрения Т.А. Пушкиной о его принадлежности кругу североевропейских древностей, среди которых хорошо известна серия небольших объемных изображений сидящих человечков, выполненных из разных материалов (моржовый клык, янтарь, медные сплавы). Всего таких фигурок известно шесть: это находки из Феддета (Feddet) (Дания), Эйрарланда, Бальдурсхеймюра (Baldursheimur) (Исландия), Рэллинге и Лунда (Швеция) (Les Vikings…, 1992. Kat. № 71, 77, 182, 602. P. 246, 247, 276, 387; Ellis Davidson, 1967. P. 134. Fig. 60).
8 Предназначение фигурок спорно. Большинство исследователей склоняется к мнению, что они являются изображениями языческих скандинавских богов. Возможно, эти статуэтки были миниатюрными копиями статуй из языческих храмов (Ellis Davidson, 1967. P. 134), одним из которых был храм в Упсале, описанный Адамом Бременским (Дюмезиль, 1986. С. 138, 139). Большая часть фигурок считается изображением бога-громовика Тора и лишь одна (фаллическая) – изображением бога плодородия Фрейра (Ellis Davidson, 1967. P.123, 134; Graham-Campbell, 1980. P. 154; Пушкина, 1984; Мурашева, 2005). Р. Перкинс предложил сопоставить миниатюрные скульптуры с «карманными божками» эпохи заката язычества и начала распространения христианства. Такой «божок» из моржового клыка, который указывал на тайное почитание Тора новообращенным христианином, упоминается в «Саге о Халльфреде» (Perkins, 1999. P. 186, 187; 2001. P. 61, 62).
9 Наиболее акцентированной деталью изображений Тора является борода, что и позволяет связывать большинство изображений именно с этим божеством. Традиция подобного отождествления основана на отрывке из «Пряди о Рёгнвальде и Рауде» (Perkins, 2001. P. 27–29), где говорится о Рауде, который владел колдовством и у которого был храм, посвященный Тору. Узнав о нежелательном приближении Олафа Трюггвасона, Рауд обратился к изображению Тора с просьбой подуть в бороду и тем вызвать встречный ветер (Perkins, 1999. P. 184, 185).
10 Кроме приведенной выше, существует и другая точка зрения на интерпретацию «идолов». Она основана на факте, что те из фигурок, которые входили в состав погребальных комплексов, сопровождались наборами игральных шашек (см. Les Vikings…, 1992. Kat. № 71. P. 246). Наборы фишек использовались для популярной в эпоху викингов игры hneftafl – «королевская доска», а антропоморфные фигурки могли выполнять роль «королей» (Хамайко, 2012). Такая ситуация в полной мере относится и к Черной Могиле, где найдены стеклянные и костяные шашки.
11 Снятие корки окислов позволило вновь обратиться к вопросу о технологии изготовления фигурки. Результаты исследований показали, что идол был отлит из «чистой» меди (содержание примесей не превышает 1%), детали проработаны вхолодную с помощью набора чеканов, а затем фигурка была позолочена с использованием технологии «огневого золочения» (амальгамирования) (Лобода и др., 2018). Особенностями химического состава объясняются и некоторые дефекты на поверхности предмета. Небольшие открытые полости, зафиксированные в большинстве случаев на участках, украшенных орнаментом (на поясе, на руке, а также на носу), являются дефектом, свойственным литью меди. Медь – очень вязкий металл, склонный в расплавленном виде поглощать газы. В процессе затвердевания расплава поглощенные газы выделяются и делают массу металла пористой. При последующей обработке и декорировании изделия попадание инструмента на пору, находящуюся близко к поверхности, приводит к продавливанию металла и открытию на поверхности новых полостей. Также к открытию приповерхностной поры на выступающем участке рельефа может привести и травмирование изделия в процессе его использования. Вероятно, именно это мы и наблюдаем на лице идола (рис. 3, а).
12 После расчистки поверхности стали читаться полностью скрытые ранее детали, которые позволяют добавить информацию к интерпретации этого уникального предмета. Прежде всего, выявилась поза – персонаж сидит, скрестив босые ноги с четко обозначенными пальцами, правая нога лежит сверху. Такая поза необычна для североевропейских фигурок, изображающих бородатого человека, к кругу которых, безусловно, относится и идол из Черной Могилы. В изображении человека, сидящего в позе «лотос», несомненно, читается влияние «востока».
13 Изображения людей, сидящих со скрещенными ногами, достаточно широко представлены на ременной гарнитуре IX–X вв. юга Восточной Европы. Наиболее выразительные из этих украшений относятся к кругу памятников IX в., которые А.В. Комар классифицирует как «тип Субботцев» и относит к древностям венгров эпохи их пребывания на территории Восточной Европы (Комар, 2016. С. 545). На поясных бляшках из погребения 2 Субботцев (Плетнева, Бокий, 1988. С. 104. Рис. 5, 1) и погребения 1 (курган 32) Катериновки (Комар, 2016. С. 546. Рис. 1) представлен набор персонажей с различными атрибутами в руках, сидящих в позах, близких к позе «лотос». К этой категории находок безусловно относится и ременная бляшка из коллекции Исторического музея (ГИМ, № 113869, опись В 2835/1206; точное местонахождение неизвестно – юг России) с изображением сидящего со скрещенными ногами человека в руках которого – сложносоставной лук (рис. 4).
14 К поясным украшениям памятников «типа Субботцев», кроме А.В. Комара, который собрал большой круг накладок с «сюжетными» изображениями, обращался еще ряд ученых (Король, 2005. С. 157, 158; Тюрк, 2013. С. 236). Все исследователи, в целом, сходятся во мнении, что истоки иконографии «антропоморфно-сюжетных» изображений следует искать на «востоке», в живописи, а также в сасанидской и «постсасанидской» торевтике.
15 Персонажи со скрещенными ногами во множестве встречены в живописи Согда – в Пенджикенте (рис. 5) (Беленицкий, 1973. Табл. 20, 21), Балалык-Тепе (Belenizki, 1980. S. 215), Афрасиабе (Альбаум, 1975. Табл. VII). В позе «лотос» сидит и правитель, изображенный на блюде из коллекции Эрмитажа со сценой царского приема, которое Б.И. Маршак относит к произведениям согдийской торевтики (1971. С. 23, 39) и датирует рубежом VIII–IX вв. Необходимо отметить, что позу правителя со скрещенными ногами Б.И. Маршак (1971. С. 59), а вслед за ним и В.П. Даркевич (2010. С. 77) относят к возможному влиянию иконографии Будды и других буддийских изображений. В данном контексте представляется уместным вспомнить о знаменитой фигурке Будды, найденной на территории поселения Хельго (Швеция) (VI–VII вв.; Les Vikings…, 1992. P. 257), свидетельствующей об интересе к восточной экзотике на севере Европы. Впрочем, нельзя не учитывать, что изображения человеческой фигуры, сидящей со скрещенными ногами неоднократно зафиксированы на территории расселения древних иранцев, а затем ранних тюрок (Яценко, 2010. С. 6–9).
16 Как совершенно справедливо отметила Т.А. Пушкина, «идол» одет в кафтан (1984. С. 86). В данном случае под этим термином понимается не набор второстепенных признаков одежды (распашной, отрезной по линии талии, определенной длины), а силуэт, который отражает систему кроя (Орфинская, 2012). В древнем мире Европы, Азии и Северной Африки таких силуэтов было всего два: это туника («Т») и кафтан («Х»).
17 Костюм идола из Черной Могилы проработан достаточно подробно (рис. 3, б–г). На литой фигурке с помощью чеканов, имеющих разную форму бойка, показаны детали одежды. Один из инструментов имеет кольцевидный рабочий край (диаметр отпечатков зависит от силы удара и колеблется от 1.24 до 1.47 мм), второй, канфарник, оставляющий точечный след, имеет бой в виде притупленной иглы (диаметр отпечатков – 0.35–0.45 мм). Третий чекан оставляет треугольные отпечатки (длина сторон колеблется от 1.11 до 1.31 мм) и четвертый – прямоугольные (ширина – 0.49–0.8 мм) (см. Зайцева, Сарачева, 2011. С. 105). Первые два инструмента использовались в паре (круг с вписанной точкой).
18 Фигурка облачена в одежду с длинным рукавом, который сужается к запястью и завершается двумя четкими линиями, между которыми расположена полоса с орнаментом из кружков (чекан с кольцевидной рабочей частью и канфарник), вероятно, это выделен манжет1. Мягкая линия от края рукава до талии и отсутствие складок в районе пояса указывают, что это не туника, а кафтан. Со стороны спины на шее хорошо видна полоса из вертикальных штрихов (выполнены с помощью чекана с прямоугольной рабочей частью), которая исчезает на груди под бородой. Такая полоса может являться отделкой ворота кафтана или отражать наличие воротника-стойки некой нижней одежды. Наличие многослойности в костюме резко повышает статус персоны. На груди ниже бороды расположены кружочки, маркирующие вертикальный разрез, а слева и справа от бороды они, скорее всего, оформляют треугольный вырез. Подол одежды приподнят над согнутыми коленями, складки не отмечены, следовательно, можно предположить, что длина кафтана была примерно до середины бедра. Вокруг талии одежда опоясана полосой, на которой виден декор в форме маленьких треугольников (нанесены чеканом с треугольной рабочей частью). Так мог изображаться мягкий кожаный или тканевый пояс, украшенный либо металлическими бляшками, либо изготовленный из ткани, рисунок которой отличается от рисунка ткани самого кафтана.
1. После реставрации 1982 г. угадывался лишь один манжет, который был интерпретирован как браслет (Пушкина, 1984. С. 86).
19 Декор расположен также на спине, плечах, рукавах, груди, выше и ниже пояса, на передней части подола и на задней части юбки, а также на ногах фигурки. Кружочки и треугольные углубления могут отражать как декор одежды (треугольник из кружочков на спине, манжеты, пояс), так и различные ткани или узор на них (пояс, кафтан), могут обозначать конструктивные особенности, маркировать швы или выделять зону декора по швам (складки на задней части юбки, плечевые швы и шов стан-рукав). На подъеме стопы левой ноги видны две поперечные полоски. Вдоль ног проходят полосы из кружочков, аналогичных кружочкам плечевой одежды. Возможно, это штаны (или ноговицы) с полосой декора вдоль ноги, как на изображениях штанов с вертикальным рядом круглых украшений, представленных на мужских надгробьях позднеантичного времени из Пальмиры (Seyrig, 1937. Fig 11) и на мозаиках V–VII вв. в Равенне (Яценко, 2006. Рис. 173).
20 Представляется возможным предложить следующий вариант реконструкции костюма идола – это кафтан-куртка с неглубоким треугольным вырезом горловины и разрезом до талии. Подол доходит до середины бедра или чуть выше, рукава длинные с манжетами. На спине у горловины, а также выше и ниже пояса, по подолу и задней части юбки нанесен узор, который может показывать декор или конструктивные особенности кроя. Ноги закрыты или штанами, или ноговицами. Следовательно, на фигуре изображен комплект одежды, характерный для костюма «восточного» типа.
21 Такие комплекты (кафтан, нижняя рубаха или нижний кафтан, штаны и ноговицы или чулки) были обнаружены в погребениях VI–VII вв. в ходе раскопок А. Гайе в Ахмиме и в Пальмире (Bonnard et al., 2013. P. 96–107), а также в скальных могильниках Северного Кавказа VIII–IX в. (Орфинская, 2001. С. 28–31). Данные комплекты, возникшие в среде кочевников, вместе с распространением всадничества вошли в воинский обиход многих народов. Изначально являясь атрибутом элитарности, данная удобная одежда «спускается» вниз по социальной лестнице, теряя богатство тканей и декора, становясь демократичней и проще. Постепенно кафтан занимает ведущее место в мужском костюме вне зависимости от национальности.
22 Система кроя кафтана, по мнению многих исследователей, происходит из Центральной Азии (Vogelsand-Eastwood, 2004 Р. 221; Fluck, 2012. Р. 160–163). Сасанидские цари и слуги одевались в кафтаны северо-восточного центрально-азиатского стиля (Vogelsand-Eastwood, 2004. Р. 222), аналогичный тип одежды изображен на упомянутых выше фресках из Пенджикента (Беленицкий, 1973. Табл. 20, 21) (рис. 5) и Афрасиаба (Альбаум, 1975. Табл. VII).
23 Важно отметить, что в позднем железном веке изображения людей в кафтанах появляются и на севере Европы (Ratke, 2009. S. 39, 41. Abb. 4.1; 4.4; Dickinson, Härke, 1992. P. 56) (рис. 6). Однако исследователи иконографии изображения костюма раннесредневековой Скандинавии полагают, что кафтан связан не с реалиями обыденности, а исключительно с героической сферой жизни и должен был служить одеждой богов и героев (Mannering, 2017; Oehrl, 2017. Р. 186).
24 Известны изображения людей в кафтанах и в эпоху викингов, например, фигурка воина (Один?) из погребения 871 Бирки (Arbman, 1940. Taf. 92, 9), персонаж с кольцом в руках (Сигурд?) (Петрухин, 1999. С. 43. Рис. 1). В своей работе «Одежда викингов», основанной на изобразительных и археологических источниках, Т. Юинг указывает на присутствие в мужском костюме как туники, так и кафтана (Ewing, 2006. Р. 81–90, 108–114). Археологическое подтверждение распространения моды на кафтаны – находки серий пуговиц в погребениях, которые, по мнению И. Янссона, являются маркером использования одежды «восточного» покроя, пришедшей на север Европы опосредовано, через земли Древней Руси (Jansson, 1988. S. 605, 606). Пуговицы в мужских погребениях обнаружены и на территории Восточной Европы, в некрополях памятников, среди населения которых зафиксированы выходцы с территории Скандинавии (Михайлов, 2005. С. 57, 58). Необходимость в застежке обусловлена особенностями фасона: кафтан плотно облегает человеческую фигуру и для облегчения надевания необходим разрез (центральный или сдвинутый, до подола или чуть ниже талии), который и застегивался на пуговицы. Вероятно, мода на кафтаны в X в. выходит за пределы воинской элиты, однако, в изображении богов он остается символом избранности на протяжении веков. Костюм идола из Черной Могилы в отличие от кафтанов раннего железного века насыщен конкретными деталями, которые говорят о знакомстве автора с реальными образцами.
25 Неожиданной деталью костюма «восточного» облика оказался пояс, на котором вместо традиционно подвешенного оружия дважды, на обоих боках, завязаны замысловатые узлы (рис. 7). Происхождение данной детали следует искать совсем в иных пределах – на севере. Узлы разных форм занимают заметное место в орнаментике Скандинавии эпохи викингов. По мнению некоторых исследователей, особая любовь норманнов к данной детали орнамента связана с мореплаванием и важной ролью морских узлов, не исключено также, что завязывание узлов отражает магические верования (Тодорова, 1993. С. 127). С точки зрения иконографического сходства с изображением пояса идола из Черной Могилы, важно отметить рельеф на камне из графства Камберленд (Англия) с изображением Слейпнира (восьминогого коня Одина) (Ellis Davidson, 1967. Pl. 64) и свинцовую накладку из Гнездова в виде дракона (Авдусина, 2012. С. 152. Рис. 1). Хвосты обоих фантастических существ завязаны тройными узлами.
26 Интересно отметить, что миниатюрная женская фигурка, изображающая некое сверхъестественное существо (богиню, валькирию или норну) и найденная на территории Дании (Fugledegård), также «отмечена» узлом на боку (Price, 2014. P. 166) (рис. 8). Однако конфигурация узла иная – это замкнутая фигура, «узел бесконечности», «трикветра» (triquetra). Данный символ, вероятно, был общим для германских племен, этот сакральный или магический знак встречается на англо-саксонских и меровингских монетах VIII в., в Х в. тройной узел чеканится на норвежских монетах и на некоторых монетах Йорка (Graham-Campbell, 1980. P. 110).
27 Итак, открывшийся после расчистки, «истинный» облик идола из Черной Могилы демонстрирует нам удивительную картину синтеза северных и восточных элементов. «Восточный флер» заставляет нас обратиться к прологу к «Младшей Эдде», в котором С. Стурлусон пишет о происхождении Асов из загадочных далеких стран. Вот как Снорри описывает Азию: «В этой части мира все красиво и пышно, там владения земных плодов, золото и драгоценные камни. Там находится и середина земли. И потому, что сама земля там во всем прекраснее и лучше, люди, ее населяющие, тоже выделяются всеми дарованиями: мудростью и силой, красотою и всевозможными знаниями» (Стурлусон, 1970. С. 11, 12). Наделяя Асов необыкновенными свойствами и божественными функциями, автор «Младшей Эдды» пытается объяснить эти качества их происхождением из удивительных, по сути дела, волшебных краев. Наделение внешности языческих богов чертами, выходящими за пределы обыденности, вполне естественно, вспомним, например, о Перуне «с серебряной головой и золотыми усами» (Повесть Временных лет, 1999. С. 174).
28 Любовь выходцев из Скандинавии к «восточной» экзотике выразилось, безусловно, не только в наделении особыми деталями идола из кургана Черная Могила. Необычные иноземные предметы неизменно привлекали внимание (Kleingärtner, 2014. P. 74, 75), так, например, серебряные поясные украшения, изготовленные на территории Хазарского каганата, могли быть переосмыслены и часто превращались в подвески к ожерелью (Arne, 1914. P. 222; Jansson J., 1986. S. 80–91; Jansson I. 1988. S. 605–607; Мурашева, 2001. С. 154; Пушкина, 2007).
29 Воплощение «восточных» фантазий выразилось во вполне конкретных формах, которые могли быть почерпнуты на Аустрвег («восточном пути»), т.е. на территории Восточной Европы, где отмечены существенные изменения в материальной культуре древнерусской дружины во второй половине Х в. Происходит «номадизация» комплекса вооружения, что связано с процессом освоения навыков конного боя. Помимо вооружения заимствуется и мода на элементы всаднического костюма: кафтаны, наборные пояса, сумки-ташки (Каинов, 2014. С. 100). «Восточный флер» отличающий фигурку от скандинавских «собратьев», дает возможность предположить, что она была изготовлена скандинавским мастером на территории Древней Руси.
30 В заключение вновь вернемся к проблеме интерпретации фигурки. Вероятно, современные исследования не могут дать однозначный ответ о семиотическом статусе бородатых фигурок – были ли это «карманные божки» или «короли» для игры в hneftafl. Однако стоит обратить внимание на тот факт, что сияющий золотом «идол» был снят с кострища и помещен в верхнюю часть насыпи, что, безусловно, говорит об особом внимании к предмету, явно выходящем за пределы отношения к игровой фишке. Вместе с идолом в комплекс у вершины кургана были положены, образовав, вероятно, символический комплекс предметов, отражающий «парность» захоронения и его высокий статус, – два шлема, два окованных серебром ритона из турьих рогов, два обоюдоострых ножа, две кольчуги (Самоквасов, 1917. С. 7, 8). Ни стеклянные, ни костяные шашки в состав этого набора не вошли.

References

1. Al’baum L.I., 1975. Zhivopis’ Afrasiaba [The Afrasiab painting]. Tashkent: Fan. 160 p.

2. Arbman H., 1940. Birka I. Die Graber. Tafeln. Uppsala: Bokforlags Aktiebolaget Thule. 560 p.

3. Arkheologiya, istoriya i arkhivnoye delo Rossii v perepiske professora D.Ya. Samokvasova [Archaeology, history and archive-keeping of Russia in the correspondence of Prof. D.Ya. Samokvasov]. S.P. Shchavelev, ed. Kursk: Kurskiy gos. med. univ., 2007. 506 p.

4. Arne T., 1914. La Suede et l’Orient. Uppsala: K.W. Appelbergs Boktryckeri. 240 p.

5. Avdusina S.A., 2012. Dragon-shaped plaque from Gnezdovo. Obrazy vremeni. Iz istorii drevnego iskusstva. K 80-letiyu S.V. Studzitskoy [Images of time. From the history of ancient art. To the 80th anniversary of S.V. Studzitskaya]. Moscow: GIM, pp. 149–153. (Trudy GIM, 189). (In Russ.)

6. Belenitskiy A.M., 1973. Monumental’noye iskusstvo Pendzhikenta. Zhivopis’, skul’ptura [Penjikent monumental art. Painting, sculpture]. Moscow: Iskusstvo. 68 p.

7. Belenizki A.M., 1980. Mittelasien Kunst der Sogden. Leipzig: E.A. Seemann. Buch- und Kunstverlag. 239 p.

8. Bokiy N.M., Pletneva S.A., 1988. 10th century family burial oa a nomed warrior in the Ingul River basin. SA [Sov. Archaeology], 2, pp. 99–115. (In Russ.)

9. Bonnard D., Calament F., Durand M., 2013. Antinoe, a la vie, a la mode: Visions d'elegance dans les solitudes. Lyon: Editions Fage. 440 p.

10. Darkevich V.P., 2010. Khudozhestvennyy metall Vostoka VIII–XIII vv. [Artistic metalworks of the Orient of the 8th–13th centuries]. Moscow: URSS. 185 p.

11. Dickinson T., Harke H., 1992. Early Anglo-Saxon shields. London: The society of Antiquaries of London. 94 p.

12. Dyumezil’ Zh., 1986. Verkhovnyye bogi indoyevropeytsev [The supreme gods of Indo-Europeans]. Moscow: Nauka. 234 p.

13. Ellis Davidson H.R., 1967. Pagan Scandinavia. London: Thames and Hudson. 214 p.

14. Eniosova N.V., Koloskov S.A., Mitoyan R.A., Saracheva T.G., 1997. On the application of X-ray fluorescent energy dispersion analysis in archaeology. Vestnik Mos. gos. univ. Seriya 8 Istoriya [Bulletin of Moscow University. Series 8: History], 1, pp. 113–131. (In Russ.)

15. Ewing T., 2006. Viking Clothing. London: Tempus. 176 p.

16. Fluck C., 2012. Dress styles from Syria to Libya. Byzantium and Islam: Age of Transition, 7th–9th century. New York: Metropolitan Museum, pp. 160–161.

17. Graham-Campbell J., 1980. Viking Artefacts. London: British Museum publishes. 312 p.

18. Jansson I., 1988. Wikingerzeitlicher orientalischer Import in Scandinavien. Oldenburg – Wolin – Staraja Ladoga – Novgorod – Kiev. Mainz am Rhein: Philipp von Zabern, pp. 564–647. (Bericht der Romisch-Germanischen Kommission, 69).

19. Jansson J., 1986. Gurtel und Gurtelzubehor. Birka-II: 2. G. Arwidsson, ed. Stocholm: Almqvist & Wiksell International, pp. 77–108.

20. Kainov S.Yu., 2014. The initial stages in the formation of the military equipment complex of Ancient Rus. Voinskiye traditsii v arkheologicheskom kontekste: ot pozdnego latena do pozdnego srednevekov’ya [Military traditions in an archaeological context: from the late La Tene to the late Middle Ages]. Tula: Gos. voyenno-istorich. i prirodnyy muzey-zapovednik, pp. 97–101. (In Russ.)

21. Khamayko N.V., 2012. Tafl king figurines of the 10th century. Slavyane Vostochnoy Evropy nakanune obrazovaniya Drevnerusskogo gosudarstva: materialy konf., posv. 110-letiyu so dnya rozhd. I.I. Lyapushkina [Slavs of Eastern Europe on the eve of the formation of the Ancient Rus state: Proceed. of the Conf. dedicated to the 110th anniv. of I.I. Lyapushkin]. St. Petersburg: SOLO, pp. 284–288. (In Russ.)

22. Kleingartner S., 2014. Reuse of foreign object. Vikings. Life and legend. G. Williams, ed. London: The British Museum. 288 p.

23. Komar A.V., 2016. Belt sets with ‘mythological’ subjects. Between Byzantium and the steppe. A. Mihaczi-Palfi, Z. Mazek, eds. Budapest: Kodex Konyvgyarto Kft, pp. 545–556 (In Russ.)

24. Korol G.G., 2005. Anthropomorphic subject images on the belt ornaments of the Eurasian nomads of the late 1st–early 2nd millennium AD. Snaryazheniye kochevnikov Evrazii [Equipment of Eurasian nomads]. A.A. Tishkin, ed. Barnaul: Izd. Alt. univ., pp. 157–162. (In Russ.)

25. Les Vikings… Les Scandinaves et l’Europe 800–1200. Uddevalla: Bohuslaningens Boktryckeri AB, 1992. 429 p.

26. Loboda A.Yu., Kolobylina N.N., Tereshchenko E.Yu., Murasheva V.V., Shevtsov A.O., Vasil’yev A.L., Retivov V.M., Kashkarov P.K., Yatsishina E.B., Koval’chuk M.V., 2018. Study of the gilding technology of the “idol“ from the 10th century mound Cnernaya Mogila. Kristallografiya [Crystallography Reports], vol. 63, no. 6, pp. 992–1000. (In Russ.)

27. Mannering U., 2017. Iconic costumes. Scandinavian Late Iron Age costume iconography. Oxford: Oxbow Books. 214 ð.

28. Marshak B.I., 1971. Sogdiyskoye serebro. Ocherki po vostochnoy torevtike [Sogdian silver. Studies on oriental toreutics]. Moscow: Nauka. 191 p.

29. Mikhaylov K.A., 2005. “Oriental” caftans of the Ancient Rus (fashion, origin, chronology). Vestnik molodykh uchenykh. Seriya Istoricheskiye nauki [Transactions of young researchers. Series: Historical Sciences], 1, pp. 56–65. (In Russ.)

30. Motsya O.P., Kazakov A.L., 2011. Davn’orus’kiy Chernigiv [Chernigov of the Ancient Rus period]. Kiiv: Starodavniy Svit. 314 p.

31. Murasheva V.V., 2001. Pendant plaques from the territory of Ancient Rus. XIV Konferentsiya po izucheniyu istorii, ekonomiki, literatury i yazyka Skandinavskikh stran i Finlyandii: tez. dokl. [XIV Conference of the Historical, Economic, Literature and Language Studies on the Scandinavian Countries and Finland: Proceed.]. Moscow; Arkhangel’sk: Pomorskiy gos. univ. im. M.V. Lomonosova, p. 154. (In Russ.)

32. Murasheva V.V., 2005. The “idol” from Gnezdovo. RA [Rus. Archaeology], 1, pp. 124–129. (In Russ.)

33. Oehrl S., 2017. Recensioner: Ulla Mannering, Iconic costumes. Scandinavian Late Iron Age costume iconography. Fornvannen, 112, pp. 186–188.

34. Orfinskaya O.V., 2001. Tekstil’ VIII–IX vv. iz kollektsii Karachayevo-Cherkesskogo muzeya: tekhnologicheskiye osobennosti v kontekste kul’tury rannesrednevekovoy Evrazii: diss. … kand. ist. nauk [Textiles of the 8th–9th centuries from the collection of the Karachay-Cherkess Museum: technological features in the context of the culture of early medieval Eurasia: Doctoral thesis for the degree in History]. Moscow. 268 p.

35. Orfinskaya O.V., 2012. Three sources, or to the classification of garment cut. Zhenskaya traditsionnaya kul’tura i kostyum v epokhu srednevekov’ya i novoye vremya: materialy mezhdunarodnogo nauchno-obrazovatel’nogo seminara [Women's traditional culture and costume in the Middle Ages and the New Time: Proceed. of the scientific educational seminar]. Moscow; St. Petersburg: Al’yans-Arkheo, pp. 76–92. (In Russ.)

36. Perkins R., 1999. The gateway to Trondheim: Two Icelanders at Agdenes. Saga-Book, vol. XXV, part 2. London: Viking Soc. for Northern Research, Univ. College, pp. 179–213.

37. Perkins R., 2001. Thor the wind-raiser and the Eyrarland image. London: Viking Society for Northern Research, Univ. College. 177 p.

38. Petrukhin V.Ya., 1999. The Saga of the Volsungs on the “Eastern Path”. Arkheologicheskiy sbornik [Archaeological collection]. N.G. Nedoshivina, ed. Moscow: GIM, pp. 43–46. (Trudy GIM, 111). (In Russ.)

39. Povest’ vremennykh let [The Tale of Bygone Years]. St. Petersburg: Nauka, 1999. 667 p. (Literaturnyye pamyatniki).

40. Price N., 2014. Belief and Ritials. Vikings. Life and legend. G. Williams, ed. London: The British Museum, pp. 162–201.

41. Pushkina T.A., 1984. The bronze idol from Chernaya Mogila. Vestnik Mosk. gos. univ. Seriya 8. Istoriya [Bulletin of Moscow Univ. Series 8: History], 3, pp. 86–87. (In Russ.)

42. Pushkina T.A., 2007. Austrweg souvenirs. U istokov russkoy gosudarstvennosti: k 30-letiyu arkheologicheskogo izucheniya Novgorodskogo Ryurikova Gorodishcha i Novgorodskoy oblastnoy arkheologicheskoy ekspeditsii: istoriko-arkheologicheskiy sbornik: materialy konf. [At the origins of Russian statehood: to the 30th anniversary of the archaeological research on the Novgorod Rurikovo Gorodishche and the Novgorod regional archaeological expedition: a historical and archaeological collection: Conf. proceed.] (2005). E.N. Nosov, A.E. Musin, eds. St. Petersburg: Dmitriy Bulanin, pp. 325–331. (In Russ.)

43. Pushkina T.A., Petrukhin V.Ya., 1995. The story of the bearded idol. Zhivaya starina [Living Antiquity Journal], 3 (7), pp. 48–49. (In Russ.)

44. Ratke S., 2009. Guldgubber – Einblicke in die Volkerwanderungszeit. Bonn: Rheinische Friedrich-Wilhelms-Univ. 259 p.

45. Rybakov B.A., 1949. Antiquities of Chernigov. Materialy i issledovaniya po arkheologii drevnerusskikh gorodov [Materials and research on the archaeology of the Ancient Rus towns], I. Moscow; Leningrad: Izd. AN SSSR, pp. 7–92. (MIA, 11). (In Russ.)

46. Samokvasov D.Ya., 1908a. Mogily russkoy zemli [Graves on the Russian land]. Moscow: Sinod. tip. 276 p.

47. Samokvasov D.Ya., 1908b. Raskopki drevnikh” mogil” i opisanie, khranen³e i izdan³e mogil’nykh” drevnostey [Excavations of ancient graves and the description, storage and publication of grave antiquities]. Moscow: Sinod. tip. 26 p.

48. Samokvasov D.Ya., 1917. Mogil’nyye drevnosti Severyanskoy Chernigovshchiny [Grave antiquities from Chernigov region of the Siverian land]. Moscow: Sinod. tip. 101 p.

49. Seyrig H., 1937. Armes et costumes iraniens de Palmyre. Syria, 18, pp. 4–31.

50. Sturluson S., 1970. Mladshaya Edda [The Younger Edda]. Leningrad: Nauka. 253 p. (Literaturnyye pamyatniki).

51. Todorova S.M., 1993. The genesis of the ornamental tradition of runic stones. A classification of ornaments. XII Konferentsiya po izucheniyu istorii, ekonomiki, literatury i yazyka Skandinavskikh stran i Finlyandii [XII Conf. on the Historical, Economic, Literature and Language Studies of the Scandinavian Countries and Finland]. Moscow: IRI RAN, pp. 126–128. (In Russ.)

52. Tyurk A., 2013. From the Urals to the Carpathians. New results and prospects in the archaeology of Eastern Europe on the issue of ancient Hungarians. II Mezhdunarodnyy Mad’yarskiy simpozium: sbornik trudov [2nd International Magyar Symposium: Collected papers]. S.G. Botalov, N.O. Ivanova, eds. Chelyabinsk: Rifey, pp. 231–237. (In Russ.)

53. Vogelsand-Eastwood G., 2004. Sasanian “Riding-coats”: The Iranian evidence. Riding Costume in Egypt: Origin and Appearance. C. Fluck, G. Vogelsand-Eastwood, eds. Leiden: Brill NV, pp. 210–227. (Studies in Textile and Costume History, 3).

54. Yatsenko S.A., 2006. Kostyum drevney Evrazii (iranoyazychnyye narody) [Costume of ancient Eurasia (Iranian-speaking peoples)]. Moscow: Vost. lit. 664 p.

55. Yatsenko S.A., 2010. Seated male character with a vessel in his hand on the Saka bronze ‘censer’ from Semirechye. Istoriya i arkheologiya Semirech’ya [History and Archaeology of Semirechye], 4. Almaty: IA im. A.Kh. Margulana, pp. 3–22. (In Russ.)

56. Zaytseva I.E., Saracheva T.G., 2011. Yuvelirnoye delo «zemli vyatichey» [Jewelery of the “Land of the Viatchs”]. Moscow: Indrik. 402 p.

Comments

No posts found

Write a review
Translate